Чем обернулся «конец истории» по Горбачеву и Лигачеву
Фото 24smi.org
Одному из прорабов перестройки Егору Лигачеву не так давно исполнилось 100 лет. В марте была еще одна годовщина, оставшаяся незамеченной на фоне пандемии: 35 лет прихода к власти Миши Горбачева. Оба эти действия – неплохой повод для того, чтоб поразмышлять о истоках перестройки, которая привела к распаду СССР и социалистического содружества.
Самое увлекательное в деятельности Лигачева – это закрепившаяся за ним слава консерватора. Меж тем Лигачев вкупе с Соломенцевым и Горбачевым стоял у истоков перестройки. Реформатор 1985-го стал консерватором в 1989 году. Это значит, что в русском руководстве 1980-х годов не было «консерваторов» и «реформаторов», но происходил конфликт различных групп реформаторов. Спор шел не о том, реформировать либо нет советскую систему: беседовали о том, до каких пределов ее реформировать. Ни один «реакционер» не выдвинул девиз «Вспять, к Брежневу!».
Но если с необходимостью реформировать СССР соглашались все большие политики 1980-х годов, то и сама перестройка была не наружным, а внутренним позднесоветским проектом. Истоки ее, полагаю, следует находить в брежневском времени.
Во-1-х, к концу эры застоя оформился кризис русской идеологии. В 1956 году КПСС осудила сталинскую эру, другими словами 30 лет собственной истории. В 1964 году последовало осуждение «хрущевского волюнтаризма». В 1983 году Андропов, чуть придя к власти, осудил «застой». Оставался лишь туманный «ленинский период». Появилась ситуация, когда большая часть партийной истории оказалась нелегитимной исходя из убеждений самой партии.
Отсюда – изменение свойства высшего русского управления. Чтоб принять постоянные перемены, было надо стать прагматиком, другими словами в меру циником. Политологи спорят о том, почему русская партийная элита так просто отреклась от КПСС в 1990 году. Но эти люди уже лицезрели осуждение каждым следующим фаворитом собственного предшественника и издавна утратили устойчивые идейные ориентиры. Отсюда вытекал и несчастный комплекс неполноценности перед Западом: если у нас любой фаворит приносит собственной стране лишь вред, то как можно считать советскую систему положительной?
Во-2-х, в брежневские времена вышло падение роли и авторитета КПСС. Сталинская ВКП(б) авторитетом в русском обществе воспользовалась. К концу брежневской эры КПСС стала объектом насмешек, издевок и юмора, что и создавало предпосылки для возникновения проекта ее отстранения от власти. И вправду, в обкомовских курилках 1970-х бюрократы высочайшего ранга практически открыто гласили о том, что хорошо бы уменьшить императивные возможности партии…
Росту этих настроений содействовала 6-я статья Конституции 1977 года, согласно которой партия выступает руководящей и направляющей силой русского общества. Диссиденты терпеть не могли ее как воплощение всесилия КПСС. Но на 6-ю статью можно поглядеть и с иной стороны: с этого момента партия становилась ответственной за все провалы экономики – от недостатка колбасы до перебоев работы ЖКХ. В сталинские времена ВКП(б) вела страну к победам, а за провалы отвечали муниципальные органы. Сейчас за все отвечала партия, что делало ее объектом недовольства и насмешек.
В-3-х, в брежневские времена у управления СССР сформировалось беспримерное для российской истории чувство наружной сохранности. Достижение ракетно-ядерного паритета с США сделало иллюзию неуязвимости СССР для хоть какого наружного нападения. Лишь это чувство дозволяло проводить любые опыты со собственной государством, не боясь последствий.
В-4-х, рвение республик к сепаратизму сделалось приметно уже посреди 1970-х годов. Предел был пройден в 1978 году с принятием конституций союзных республик, расширявших возможности республиканских партийных органов за счет дублирования 6-й статьи Конституции СССР. Местные компартии стали «руководящими и направляющими силами» каждой республики, что увеличивало их автономию от союзного Центра. Коррупционные дела, заведенные в период недолгого пребывания у власти Андропова, проявили глубокую связь республиканских элит с теневой экономикой. «Декларации о суверенитете» конца 1980-х годов окончили, а не инициировали этот процесс.
Рискну представить, что конкретно потому период позднего СССР так не много изучают не только лишь у нас, да и на Западе. Перестройка – это период саморазрушения огромной бюрократической системы, приготовленный предыдущим периодом стабильности. Но какое из современных стран не является бюрократической системой? Ведь брежневская стабильность была так похожа на престижные западные концепции «конца истории» и постмодерна. А перестройка – неловкое напоминание о том, что следует за ними.
Источник: