Давай напишем про циркачей в космосе
Получить премию, которую в свое время учредил сам Кир Булычев, – о чем еще может мечтать автор подростковой фантастики? Кадр из мультфильма «Тайна третьей планеты». 1981
В 2024 году роман «Креахоновая крепость. Водовороты времени» Германа и Тамары РЫЛЬСКИХ стал лауреатом премии «Алиса» как лучшее фантастическое произведение для детей и юношества. О роли фантастики в жизни, об истории создания романа авторы побеседовали с Михаилом ФОРРЕЙТЕРОМ.
– Герман Витальевич, Тамара Петровна, вы стали лауреатами премии «Алиса». Как ощущения?
– Герман Рыльский: Я до сих пор не могу в это поверить, ведь все произошло настолько неожиданно. Есть ощущение легкой нереальности, фантастичности происходящего. Идея этой книги пришла к нам давно. И первая часть трилогии, за которую мы получили этот прекрасный миелофон, создавалась долго. Мы очень вросли в эту историю, а она – в нас. Для меня и Тамары есть что-то особенное, знаковое в том, что именно «Креахоновая крепость» была отмечена премией «Алиса». Помню, когда мы поставили в рукописи последнюю точку, меня еще какое-то время не отпускало чувство, которое бывает, когда возвращаешься домой после длительного путешествия. Когда переполняют яркие впечатления, но немного грустно оттого, что все самое интересное позади. И вот тогда в честь окончания долгой работы я подарил Тамаре книгу Кира Булычева – сборник повестей про Алису Селезневу. Как оказалось, в этом жесте было что-то пророческое!
– Тамара Рыльская: Получить премию, которую в свое время учредил не кто иной, как сам Кир Булычев, – о чем еще может мечтать автор подростковой фантастики?.. А по поводу пророчеств не могу не согласиться с Германом – буквально за несколько дней до награждения по телевизору показывали «Тайну третьей планеты», которую я в который раз с удовольствием пересмотрела. А вообще, думаю, каждый, кто читал «Креахоновую крепость», не сможет пропустить общие линии соприкосновения наших героев и Алисы Селезневой – герои-подростки, удивительные инопланетные животные, опасные космические пираты. В то же время, продолжая традиции Кира Булычева, мы надеемся, что нам удалось сделать нечто самобытное и затронуть вопросы, которые актуальны именно сегодня.
– До этого романа вас все-таки больше знали как авторов городского фэнтези. При этом в «Креахоновой крепости», конечно же, узнается ваш стиль. Через что вы пришли к ней? Она действительно была написана раньше тех книг, благодаря которым читатель познакомился с вами?
– Г.Р: На самом деле так и есть. Как вообще мы начали писать эту книгу? Это было 11 лет назад. Мы с Тамарой работали в Краснодарской филармонии артистами камерного хора. Это было еще до того, как мы открыли собственную студию. Репетиции хора состояли из трех блоков по 45 минут и двух 15-минутных перерывов. Нам всегда было жаль попусту тратить время. А ведь два перерыва по 15 минут – это уже полчаса! И вот, пока наши коллеги пили чай и общались, мы решили писать книгу. У нас уже был опыт совместного литературного творчества, мы писали триллеры, фэнтези. Но создать серьезный психологический триллер, работая по полчаса в день, просто нереально. Значит, решили мы, нам нужен сюжет попроще. Детский или, возможно, подростковый. Идея с космическим цирком показалась нам подходящей. Так мы и начали писать, небольшими урывками, в коридорах Краснодарской филармонии. Но продолжили уже по-человечески, как любую другую нашу книгу. Почти сразу нам стало ясно, что этот сюжет требует к себе больше внимания и уважения. Это как раз тот случай, когда герои начали диктовать свои условия авторам… Первое, с чем мы столкнулись, – необходимость тщательно прописать мир. Файлы, описывающие мир «Креахоновой крепости», личные дела героев, они многостраничные. Описание всех рас, планет – из этого уже можно собрать книгу дополнительных материалов, и это без преувеличения. Мы хотели, чтобы у читателя возникало приятное ощущение погружения в историю. Чтобы мир был живым и рельефным, а не просто картонной декорацией, на фоне которой разворачивается сюжет. Мы считаем, что добиться этого можно только одним способом. Автор должен знать о своей вселенной буквально всё. Если, отправляя героев на какую-то планету, писатель на ходу выдумывает, кем она населена и как эти существа живут, это катастрофа. Мир будет неубедительным. Мы с Тамарой можем подробно рассказать о каждой планете нашей Пангалактической федерации, о климате, религии, политическом устройстве. И не важно, что многие эти подробности так и не попали в текст. Каждая такая деталь действует как серый кардинал, заставляя мир функционировать, связывая его невидимыми нитями, которые не дают картине рассыпаться.
– А с какого элемента у вас началась работа?
– Т.Р: Мы оттолкнулись от образа летающей тарелки, населенной циркачами. Это было космическое шапито, кочующее от планеты к планете. Здание любого цирка напоминает летающую тарелку, приземлившуюся посреди города, и это сравнение стало зерном, из которого вырос весь сюжет. Определившись с местом действия, мы стали населять наш цирк артистами, всевозможными колоритными личностями, инопланетными животными. Все это оказалось масштабней, чем мы ожидали. И неудивительно, что наша идея написать роман, работая по полчаса в день, очень быстро накрылась летающей медной тарелкой. Осознав это, мы начали собираться на наши литературные сеансы и работать уже по-серьезному. Так что в плане подготовки и проработки мира это самое основательное наше произведение. Прежде, да и потом, мы никогда не тратили столько времени, расписывая Вселенную. Надеюсь, это заметно.
– А вы сами в возрасте целевой аудитории вашего романа читали фантастику? Или пришли к ней позже?
– Г.Р.: В младшей школе я больше читал приключенческие романы – Фенимор Купер, Уильям Берроуз. Советские фантасты в домашней библиотеке тоже попадались, тот же Александр Беляев и Кир Булычев. Затем была классическая фантастика, от которой я просто фанател, – Роберт Хайнлайн, Роберт Шекли, Гарри Гаррисон. Где-то примерно лет в 12–13 я вдруг открыл для себя триллеры. Это произошло благодаря книге Дина Кунца «Ангелы-хранители». Мне просто понравилась обложка, а в итоге роман сильно повлиял на меня сначала как на читателя, а потом и как на писателя. Благодаря Кунцу я узнал новый жанр, и это полностью «сломало мне мозг». Видимо, поэтому научная фантастика отошла на второй план, и я больше начал погружаться в триллеры и фэнтези.
– Т.Р: У меня вообще не было особой любви к фантастике. Я больше зачитывалась фэнтези. Впрочем, «Креахоновую крепость» можно в равной степени отнести и к фэнтези, и к фантастике, поэтому здесь нет никаких противоречий.
– Г.Р: Да, мы здесь все равно используем условности космооперы. Космический корабль летает, и хорошо. Каким образом он летает? Пусть будет плазменный реактор, что бы это ни значило. Мы не уходим в скучные технические подробности. Пока верим, что это возможно, корабль летит. Зато мы уделяли огромное внимание отношениям между персонажами и особенно общению между представителями разных планет. Социальные моменты, на мой взгляд, в нашей книге – самое важное. Абсолютно разные существа должны между собой договариваться. Это о приятии/неприятии другой национальности, культуры, а соответственно о тех проблемах, которые остро стоят в современном обществе. Если допустить, что инопланетяне – это метафора, то «Креахоновая крепость» – книга о том, как должны уживаться и взаимодействовать люди разных культур. В нашем романе подробно описана раса телепатов – оргулы с планеты Тенебрис, которые больше всего похожи на землян. При этом между оргулами и людьми самые сложные взаимоотношения. Нам кажется, что тем, кто максимально друг на друга похож, с минимальными отличиями, сложнее всего друг друга понять и принять. Пускай «Креахоновая крепость» – это подростковый роман, но на его страницах мы постарались поднять серьезные темы, актуальные для нашего времени. Именно в этом возрасте человек впервые начинает задумываться о похожести и непохожести. И не в примитивном формате из серии «наш двор против соседского». Дети очень четко чувствуют инаковость. И за эту инаковость очень часто наказывают своих одноклассников, других детей, которые виноваты лишь в том, что попали не в ту компанию. Мы говорим с читателями об этом не напрямую, а в формате увлекательного космического путешествия, захватывающего рассказа.
– Т.Р: Кстати, небольшой спойлер. Читавшие книгу помнят, что Яналия – главная героиня «Креахоновой крепости» – терпеть не может своих одноклассниц, мигрировавших с Тенебрис. Однако во второй книге она сумеет изменить свое отношение к оргулам. Может, приятелями они и не станут, но по крайней мере начнут терпимее относиться друг к другу. По сюжету, Яналия и сестры-оргулы будут вынуждены создать ментальный мост и заглянуть в сознание друг друга. После этого вопросов между ними уже и не останется. Незнакомое, непонятное часто пугает. Ксенофобия – проблема реальная, и она может выливаться в масштабные конфликты, даже войны. Но где-то в глубине души все мы одинаковые и боимся одного и того же. Герои книги смогли понять это при помощи телепатического моста, но, к сожалению, в реальной жизни все куда сложнее.
– Вам, как пишущим в соавторстве, наверно, часто задают этот вопрос, но все же как: у вас строится творческий процесс? Кто у вас генератор, а кто исполнитель?
– Г.Р.: Наверное, так было бы удобно, если бы, например, действительно один был генератором идей, а другой составлял текст. Но мы в этом плане одинаковые. Это стало понятно еще во время работы над нашей первой изданной книгой «Ноктамбула». Мы начали писать ее, еще когда были подростками. И уже тогда поняли, что все зоны ответственности нам удобнее делить пятьдесят на пятьдесят.
– Т.Р: Сначала мы работаем над пошаговым планом. Первый толчок, базовая идея, может исходить от любого из нас. И обычно идею можно выразить единственным предложением, например: «Давай напишем про циркачей в космосе». И мы потом начинаем эту идею крутить, обсуждать. Это происходит на наших литературных сеансах – так мы называем наши встречи, во время которых пьем кофе, говорим и делаем какие-то заметки. Затем, когда есть понимание, куда двигаться и как будет развиваться сюжет, мы пишем пошаговый план, сцена за сценой. Получается что-то наподобие конспекта будущей книги. Когда он готов, делим между собой сцены. Каждый может выбрать сцену, которую ему хочется написать. Несколько дней мы пишем, потом обмениваемся файлами. Причем эти сцены необязательно должны быть закончены. Например, мы договорились, что обмениваемся написанными частями текста в понедельник вечером. Вот до какого места я, например, успела свой кусок дописать, в таком виде он и попадет к Герману, а он продолжает его писать. Из этого и сплетается общее полотно рукописи. Кстати, каждый имеет право внести правки в текст, написанный соавтором, переработать и изменить его.
Г.Р.: К слову, читатели практически никогда не угадывают, кто какие куски писал. Пытаются, бывает, но всегда мимо. А еще нас часто спрашивают, случаются ли конфликты во время работы над книгой. Конечно же, нет. Мы просто в удовольствие делаем общее дело, работаем на общий результат, а я даже не понимаю, как в этом процессе можно уйти в конфликт. Одна из наших коллег спросила: как вы решаете всякие мелкие детали? Например, во что была одета героиня? Ну, кому первому достался фрагмент, где упоминается этот персонаж, так он его и одел. Редко когда бывает иначе. Вот, например, было такое, что я писал кусок, где главная героиня шла на собеседование по брусчатке на высоких каблуках. По мне так абсолютно нормально было. А Тамара сказала, что девушка бы так не поступила: «На шпильках? Ты шутишь, что ли?» Так что пришлось не переодеть, а переобуть персонажа. А та самая коллега-писательница сказала, что не смогла бы так просто к этому отнестись. Если она видит героиню в синей юбке, значит, та должна быть в синей, и никак иначе. Но ведь это не сюжетообразующий элемент. Нам кажется, что в литературе есть вещи куда важнее.
Источник: