Гнев еврейской дамы
Есть мужчины, которым одной постоянно не много.
Хейнс Кинг. Ревность и флирт. 1874. Музей Виктории и Альберта, Лондон
Видя мое плачевное состояние, мои наиблежайшие друзья – высочайший красавец-плейбой Эдик и его женщина Елена – решили меня взять с собой на российский музыкальный фестиваль в горы на границе с Канадой. Елена вела машинку. Я в пути разрыдался и говорил, как обожал Алину, и мы с Эдиком выпили из гортани полбутылки водки. Боль мало поутихла. Мы тормознули на бензозаправке. Елена пошла в туалет. Я вылез из машинки и огляделся. Горы. Темнеет. Снег. В Нью-Йорке в этом году мы так и не узрели снега. Выпал и растаял через час. А мне так не хватает истинной зимы. Какие все-же у меня примечательные друзья! Эдик отдал совет:
– Старик! Ты поступил тупо. Ну не работает это с Алиной, вы друг дружку мучаете, всегда ругаетесь. Если б ты был умным евреем, ты бы ее имел и находил другую. Нужно не уходить, а перескакивать. Чтоб не было этого периода без секса. Я не представляю, как можно денек провести без секса. Я сейчас пищу далее закидывать удочки.
– Так ты же с Еленой! Она таковая классная! Любит тебя. Для тебя все завидуют!
– Да, но мне нужно еще. Мне одной не много.
– Ну так было надо одному двигаться. Как ты при ней будешь кого-либо цеплять?
– Как бы мы сюда доехали? У меня машинки нет. Не считая того, мне нужен гарантированный секс каждую ночь.
– Могли взять в аренду машинку. Недешево, естественно. Быстрее всего обломались бы двигаться совершенно.
– А я о чем?
– Гляди, Эдик! Ты мой друг, но ты пытаешься одурачить еврейскую даму. Это еще никогда ни у кого не выходило. Ни у Адама, ни у Моисея. И опосля их никто не сумел! Гнев еврейской дамы будет ужасен!
Я оглядел собственный номер. Балкон выходил прямо в чуть различимую в мгле пропасть. Прекрасно. Успокаивает нервишки. У Эдика с Еленой в примыкающем номере некий шум. Секс? Я прислушался. Ужаснее. Они бранились: Эдик желал еще заправиться перед концертом. Я вышел на балкон. Одичавший холод. Тишь. О боже, как мне была нужна эта поездка. Я вошел в собственный Facebook и разблокировал Алину. Начал писать ей, стер и снова заблокировал. Что писать? Мы несовместимы. Ни она, ни я не можем себя поменять. Для чего друг дружку истязать? Жизнь дана для радости и счастья! Человек рожден, как говорится… Принял душ, переоделся и спустился на фестиваль. Концерт рок-группы. Час ночи. До концерта был открытый микрофон, и я даже прочитал свои стихи. Мне хлопали! Сейчас интимный полумрак. Все пляшут в доску опьяненные. Сижу и болтаю за барной стойкой с Клавой из Калуги. Она познакомилась по вебу с бедным янки, живущим кое-где тут в глуши. Вышла за него замуж и уехала в Америку. Прожила в этих краях уже 10 лет. Супруг годом ранее погиб от цирроза печени. Осталась с дочкой – Дашей. Что она тут делает? А куда ворачиваться? Тут хоть родственники супруга финансово помогают. Отыскала в вебе этот российский фестиваль. Я ей сказал о собственной неудавшейся личной жизни. Плакались друг дружке вовсю. Я положил Клаве руку на руку. Елена посиживала в отдалении одна и зло следила, как орел на верхушке, как Эдик уже полчаса пляшет с иной женщиной. Вдруг Елена как закричит:
– Мерзавец и мразь! Ты ей лишь что два пальца запихнул. Начал двигаться к черту! Знать тебя больше не желаю! Я возвращаюсь в Нью-Йорк!
И побежала, рыдая, к выходу. Блин! Как мы вернемся из этих гор? Мы останемся тут навечно! Я извинился перед Клавой, подбежал к Эдику и оттащил от партнерши. Он был совсем никакой и совершенно не осознавал, что происходит.
– Эдик! Ты совершенно? Суешь свои пальцы, а Елена рядом.
– Да пошла она… А что? А что? Что я такового, фактически, сделал?
– Как мы вернемся, кретин? Стремительно извиняйся!
– Ой, извини. Да, я о этом не поразмыслил. Помоги дойти до номера.
Я потащил Эдика, но через пару шагов он стал сползать вниз. Блин, алкаш, сколько он в номере испил? И, наверняка, сюда тоже пронес. Что мне созодать с данной нам тушей? Здесь нежданно подпрыгнула Клава и взяла его под другую руку. Когда мы тащили Эдика мимо гостиничного консьержа, тот сухо проинформировал:
– Вашего номера больше нет. Женщина лишь что выписалась и уехала.
Эдик счастливо спал у меня на плече и улыбался. Мы с Клавой заволокли его ко мне в номер, бросили на кровать и вышли на балкон. Я утомилось закурил:
– Ну вот! У меня больше нет кровати, где спать, у меня больше нет машинки, чтоб отсюда выкарабкаться. И это был должен быть выходной, когда я отхожу от разрыва со собственной возлюбленной. Отдохнул что нужно.
– Может, поедем ко мне? Я здесь всего в часе езды.
– Поехали.
Что я понимаю о Клаве? Еще два часа вспять я не подозревал, что она совершенно существует. Если там, куда она меня везет ночкой по горам, меня уничтожат и съедят – означает, оно и к наилучшему. Я так больше не могу. Будь что будет! Сколько боли! Я брал вещи, оставил карточку на столе, чтоб Эдик мог заходить и выходить, и начал двигаться за Клавой к ее машине. Пробудился в восемь утра от того, что кто-то дергал мою руку, свесившуюся с кровати. Я открыл глаза. Клава спала рядом. Малая девченка с детской книгой на российском стояла рядом:
– Меня зовут Даша. Мне 6 лет. Прочитай мне сказку.
Я приподнялся и стал ей читать «Три поросенка». Даша села на пол и пристально слушала, открыв огромные голубые глаза.
Два часа денька. Я оделся и вышел на крыльцо. Куда это судьба меня внесла? Совершенно уж высоко. Воздух иной. Леса, метровые сугробы. Я сел в кресло-качалку. Может, спасение в природе, как гласил Толстой? В возвращении к природе! Что ее супруг выращивал? Марихуану? Клава подвезла меня к автобусной остановке. Мне предстояло трястись до Нью-Йорка 5 часов. Я поцеловал Клаву на прощание.
– Спасибо. Все было замечательно. Приезжай ко мне в последующие выходные в Нью-Йорк. У тебя есть мой телефон, Facebook. Пойдем в российский книжный на Брайтон-Бич и Даше еще книг купим.
– Поглядим. Видишь, у меня здесь хозяйство, малыши. Если получится.
Я зашел в автобус, сел в кресло и провалился в сон.
Нью-Йорк
Источник: