Будущая антропологическая сингулярность
Системно-цифровая революция, сопряженная с революцией в сфере управления масштабными политическими, экономическими, техническими системами, выполнила геоэкономическую унификацию планетки. Иллюстрация Pixabay
Хотя нереально по природе, чтоб существовал наиболее чем один мир либо чтоб
была пустота, но Бог может достигнуть и того, и другого, если так пожелает.
Этьен Тампье
Известна апория о Ахилле и черепахе. На этом традиционном сюжете, оставляя в стороне казуистику Зенона, демонстрировалась уже в наши деньки красивая стратагема. Да, черепаха, непременно, опередит быстроногого Ахилла, но при одном условии: если будет двигаться в правильном направлении, а Ахилл – в неверном. Верная маршрутизация лучше усилий в наращивании скорости: свойство продвижения оказывается важнее его количественных характеристик.
Неувязка, но, быть может рассмотрена и применительно к условиям, данным Зеноном. Победа черепахи вероятна не только лишь за счет манипуляций с дорожными развилками. Заданную Зеноном дискретность можно переосмыслить как предчувствие философом темы фазовых переходов и каскада укладов. Усилия Ахилла, раз за разом пытающегося «догнать и перегнать», остаются напрасными, даже невзирая на мобилизационный режим и развиваемую скорость. Стоит ему как бы приблизиться к находящейся ненамного впереди черепахе, как она оказывается на другом секторе пути, ином витке исторической дистанции. И для переживающего deja vu Ахилла все повторяется вновь.
Сейчас это даже не пересдача карт, а опрокидывание столов и смена правил игры.
Научно-технологические «дорожные карты» истории
История движется по пересеченной местности, руководствуясь своей «дорожной картой», временами корректируя направление, меняя локальные ориентиры, продвигаясь и конкурируя сама с собой.
В социогуманитарных дисциплинах – политологии, экономике, праве, другими словами областях познания, связанных с практикой и этосом, нет неизменных законов, но есть закономерности (аксиомы), основанные на ментальной аксиоматике, философском контексте. К примеру, в рассуждениях Адама Смита примечательна обмолвка о критериях работы «невидимой руки», превращающей совокупа личных интересов в общее благо. Ее результативность обоснована определенной моделью общества и человека: существованием «системы естественной свободы» и соблюдением «законов справедливости», другими словами наличием специфичной культурной платформы («естественного порядка»). Исторические же происшествия изменчивы: изменяется эра – меняются ее порядки, установления, прописи.
Раскрепощенный Прометей воплотил ряд революционных порывов и прорывов. Промышленная революция, осваивая машинки и движки, создавала фабричное создание, развила городскую среду, повысив статус научного познания, естественно-научного и технического образования. Индустриализм стандартизировал коды хозяйственной деятельности, возросла производительность индустрии, экономический процесс стал понятным и реплицируемым, сдвигая целеполагание в область хрематистики – денежных операций как всепригодного регулятора практики.
Индустриализация производства и вида жизни, технический и технологический переворот, вместе с введением в хозяйственную практику электро энергии, мотора внутреннего сгорания, конвейерного производства, современных средств транспорта и коммуникаций, инициировали революцию масс. Наряду с развитием фабричной и городской среды формируется технологичная государственность, ломающая кастовые перегородки прежней системы, вводя новейшие социальные эталоны, избирательное право, всеобщее образование. Скрестив же инженерную культуру с политикой, Zeitgeist, дух эры, порождает массовую идеологию, партийность, номенклатуру, распространяя и утверждая новейший политический строй – этатизм.
Системно-цифровая революция, снаряженная достижениями в области электроники, автоматизации, компьютеризации, роботизации, сопряженная с революцией в сфере управления масштабными политическими, экономическими, техническими системами, выполнила глобальную реорганизацию различного рода коммуникаций и геоэкономическую унификацию планетки. Появилась всепригодная дигитальная культура, сопряженная с развитием методологий зания и деяния, подкрепленных потенциалом общества программ, огромных баз данных, нейросетей, искусственного ума и дополненной действительности.
Биокогнитивный переход провоцирует развитие биотехнологий и психофизиологии, вирусологии и генетических модуляций, также междисциплинарного, перманентного и глубинного образования, связанного с соц и ментальными модификациями. Индивидуация, реабилитирующая оригинальность и высочайшая оценка уникальности провоцируют революцию элит. Развитие геокультуры и геоантропологии перераспределяет нематериальные активы и перенаправляет человеческие потоки, уплотняя предпосылки всепригодной антропосоциальной трансформации.
Построение новейшей культуры на базе индивидуации и корпоративной связности антропосоциальных конгломератов – генераций, развивающихся поверх земных барьеров, рождает предчувствие драматичной вселенной, подразумевающей меритократичное разделение Universum Humanum. Вглядываясь в разбитые окна Овертона, можно на краю горизонта увидеть сполохи будущей антропологической сингулярности.
Сияние и бедность зания
Сегоднящая реорганизация мировой архитектуры, ее подвижность – отражение социокультурной турбулентности. Нелинейный мир предназначил запрос эволюции на социокультурную гравитацию, сложноорганизованную, отлично действующую личность и адекватную происшествиям методологию зания и деяния.
Не все пишется, что говорится, не все вербализуется, что мыслится, и не все мыслится, что существует. Транслируемый текст подобен усеченному дискурсу: лишенное опций внутреннего камертона рассуждение утрачивает связь с силой и прозрениями de profundis. Декларация Сократа о том, что с возрастом он понимает меньше, прямо до ультиматического «я понимаю, что ничего не понимаю», не была связана со старческой деменцией, а отражала представление о неком постигнутом им финомене, характерном процессу зания (хорошего от пифагорейского). При расширении размера людского познания раздвигаются также границы с неизвестным – новенькими неизвестностями, усиливая осознание пределов и калибра познанного.
Схожее видение ситуации, чувство богатства приоткрывающихся для мощного разума либо интуитивно нащупываемых закономерностей и обнаруживаемых объектов способно феноминальным образом сокрушить исследователя, все наиболее осознающего тщетность для людского разума объять неохватное и некоторую принципную скудность уже обретенного познания.
Неувязка реорганизации отношений людского разума с миром (обретение способа, позволяющего преодолевать ограничения, налагаемые на процесс зания самой природой ментальности) оставалась умственно не разрешенной прямо до конца XIII века. В 1277 году парижский епископ Этьен Тампье поставил ее вновь, созвав комиссию теологов, которая в числе иных собственных решений подтвердила Сократов вердикт людскому разуму. Но основным оказалось другое: был сформулирован выход из эпистемологического тупика, заложивший базу новоевропейской науки. Комиссия разглядела впечатляющий реестр претензий, связанных с распространявшимся в то время в Европе аристотелизмом, включая осознание истинности как результата логически непротиворечивых умозаключений. Этот тезис в числе остальных был поставлен под колебание, подвергнут дискуссии и осужден. В качестве основания для такового вывода был применен спор многострадального Иова с Творцом, в сути, о границах зания на базе умозрительных концептов.
Критичной констатацией дело, но, не ограничилось. Взамен был предложен другой аспект: проверка истинности тех либо других логичных утверждений – «книжкой природы» (вместе с библейским кодексом бытия), суверенной по отношению к людской логике, будучи сотворенной нечеловеческим разумом, и отражающей другой план, иной уровень и потенциал трудности.
Решение подвергать схожему испытанию
умозрительную логику означало введение
в исследовательский процесс экспиремента,
вольного от игр разума судьи.
Одно из воплощений этого принципа –
Европейский центр ядерных исследовательских работ
(ЦЕРН). Фото с веб-сайта www.home.cern
Решение подвергать схожему испытанию умозрительную логику означало введение в исследовательский процесс вольного от игр разума судьи – опыта. Постижение запечатленных в естестве законов, отражающих хорошую от людской логику, открытие и усвоение других кодов бытия оказывается вероятным, но только методом исследования, тесты нечеловеческих загадок природы. Познание, таковым образом, разделилось на науку, имеющую дело с предметностью, которая существует беспристрастно, другими словами независимо от представления о ней людей (гипотез), но которую можно подвергнуть исследованию разными беспристрастными способами. И дисциплинированные по определенным правилам рассуждения – социальные и гуманитарные дисциплины, создаваемые людьми, отражая их деяния, представления и ментальность.
В итоге открылась возможность построения другой, приметно наиболее сложной, необычной и непривычной для людского сознания картины мира, не укладывающейся в рамки обычных представлений о порядке вещей. А опознанный, тотчас нелогичный для разума порядок вещей, законы, открываемые в итоге исследования мира вокруг нас, использовались также в соц и гуманитарных дисциплинах, приводя тотчас к не наименее феноминальным выводам.
Иным следствием воззвания к тесту стала нараставшая технологизация науки – генезис собственного рода естественно-научной прикладной «схоластики» (но удобной, а не умозрительной, антисхоластичной по собственной природе). Экспериментальный способ выяснения законов мироздания скоро показал власть человека над природой, зафиксиров это в тезисе: «Познание есть сила {само по себе}» (Френсис Бэкон).
В сегодняшней ситуации всепригодной трансформации принципы новоевропейской (естественной) науки остаются прежними, но развиваются ее способы, умножаются догадки, а их доказательство либо опровержение оказывается делом все наиболее сложным и трудозатратным. Дело здесь в расширении диапазона опознанной действительности, как физической, так и социальной, их усложнении в процессе зания (первой) и практики (2-ой). Новоевропейская наука – один из инициаторов происходящего переворота: мы отыскали метод узнавать то, что противоречит разуму, строю сознания, но что беспристрастно существует, пусть и расходясь с людской логикой.
В особенности резкое противоречие меж логичными для людей представлениями о должном и экспериментально обоснованной картиной мира проявилось сначала прошедшего века. Более ясно – в формулировках теории относительности и представлениях о свойствах природы в необыкновенных для людского сознания открытиях квантовой механики. Но не только лишь.
Методологические коррективы практики
Непростой человек со сложной практикой обитает в сложном мире, имея дело с калейдоскопичной суммой событий. Но владеет он умными технологиями и массивным инструментарием, выкованным в недрах современной цивилизации.
Уверенность в прошедших ситуациях не имеет дела к будущему. В мире практики, отраженном в соц дисциплинах, происходит нечто похожее с действиями в сфере естественных наук: усложнение взаимодействий, влекущее поиск новейших способов ориентации и деяния в меняющейся среде. Просвещенческая теория человека в ХХ веке разбилась на осколки, но большая трезвость взора на человеческую природу поставила вопросец о животрепещущем режиме познания, нраве дискурса, поиске новейших способов, расширении круга законного познания в социогуманитарной области.
Системная методология стала одним из таковых ответов на вызов времени. Начиная с исследования масштабных боевых и логистических операций мировой войны, она привнесла в общественную практику очень действующий умственный аппарат – системный подход, породив семейство методов зания, деяния и управления в усложняющемся мире: кибернетику, системный анализ, системную динамику, матричный анализ и т.д. А пространственное развитие цивилизации и тектоника мировой проблематики простимулировали формирование прогностики, основанной, а именно, на методологических принципах Римского клуба: глобальность, долгосрочность, трансдисциплинарность.
Обновление практики – опасный процесс, включающий деконструкцию современности, процесс, который иногда срывается в деструкцию. Рубежи перехода очерчивают холмистый ландшафт ситуаций, нелинейных действий, всеохватывающих операций, образующих сверхтехнологичный, людный, полифоничный, персонализированный, протееобразный, энигматичный мир, утрачивающий определяемую прежними смыслами теорию одного для всех грядущего (историю).
Цивилизационная конкурентность сейчас – это борьба за будущее при переходе от пространственной, планетарной экспансии (глобализации) к колонизации новейшего исторического эона (постсовременности), смене технологического, равно как политического и социокультурного уклада. С какого-то момента логика процесса изменяет обычное соотношение обстоятельств и следствий, результативность перемен начинает доминировать над искусством распределения и перераспределения (оптимизацией). Креативность оказывается результативнее усердия, инновации определяют создание, казуальность дискредитирует каузальность, а устойчивость в большей мере зависит от искусства взаимодействия с контекстом.
В сложной действительности прежние способы и регламенты утрачивают былую эффективность, умножаются сбои, вырастают опасности. Тектоника сдвинувшихся цивилизационных плит чревата сгустками коллизий и новенькими противоречиями, при этом «величайшую опасность во времена непостоянности представляет не сама непостоянность, а деяния в согласовании с логикой прошлого дня» (Питер Друкер). В таком случае квалификация рискует оказаться суммой формальных познаний, девальвированных сведений, неадекватных изменившемуся строю. Не производя разыскиваемую результативность, она не перебегает в компетенцию: поросль грядущего и вековые дубы прошедшего не суммируются в «дровах» (сравним с судьбой такового показателя, как ВВП (Валовой внутренний продукт — макроэкономический показатель, отражающий рыночную стоимость всех конечных товаров и услуг, то есть предназначенных для непосредственного употребления, произведённых за год во всех отраслях экономики на территории государства)).
Искусство операций – списание неликвидов и приумножение активов при прохождении ситуаций (развитие). Действенная преадаптация к возникающим происшествиям – сумма целенаправленной разведки, анализа действий по освоению грядущего (проактивность), контроль и нейтрализация надвигающихся угроз (превентивность), опережающее, упреждающее наполнение вскрывшихся ниш (преэмптивность).
Трансформация среды, приближает ее состояние к оживленному хаосу – самоорганизующейся критичности, управляемой необычными аттракторами. Целостность (гештальт) оказывается консенсусом взаимодействий вокруг непрерывной культивируемой цели, ее поочередного постижения и воплощения. Условие фуррора в новейших обстоятельствах – определение и освоение методологии зания и деяния в ситуациях стратегической неопределенности, складывающихся в нелинейной среде и состоянии транзита; равно как и наличие критичного числа сложноорганизованных личностей.
Изменяются языки практики и гамма методологий, зание систем с границами сменяется спросом на рецептуру, пригодную для изменчивых организованностей и состояний без точной фиксации рубежей, имея перед очами в качестве вызова и предела образ системы без границ – космос бытия. Анализ же сместившихся по времени ситуаций замещает глобальность фрактальностью, долгосрочность нелинейной динамикой, а трансдисциплинарные обобщения многообещающей уникальностью.
В недрах этого общественного бульона развиваются два обратных процесса: возрастание полифонии увеличивает позиции высокоадаптивных самоорганизующихся систем и сразу делает все наиболее проблематическим существование твердых, ригидных, однообразных организмов. В общем, «когда дует ветер, можно строить стенки, а можно – мельницы».
Известные и неведомые неизвестности
«Дорожная карта» на краю Современности – это продуваемый ветрами исторический перекресток, шанс на пересмотр оснований, возможность смены ориентиров. И сразу – зона рисков, усиливающая возможность девиаций и общей инволюции системы (хаотизации организации).
Переосмыслить прописи, компетенции и технологии – означает произвести ментальную революцию, обратиться к истокам, эталону, отрешиться от прежних форм презентации смыслов, совершить соц и эпистемологический переворот. Будущее – другое состояние совокупы систем, включая социальную, оно борется за воплощение, преодолевая и отвергая прошедшее. Деконструкция прежнего состояния опровергает окостенение, отрицая остановку текущего: жизнь – перманентная последовательность революций. Критичные условия появляются в момент еще одного фазового перехода, в тот миг, когда Ахилл и черепаха оказываются в различных мирах.
Рвение к тотальному контролю уступает свои позиции искусству управления, критичное же значение имеет выбор эволюционной стратегии – маршрута, который важнее скорости (и это также результирующее действие познаваемой трудности на трансформацию самого субъекта). Меж тем реформирование стратегических представлений и коррективы управленческих алгоритмов очевидно сложная задачка.
Несколько годов назад китайские реформаторы, размышляя о путях реформ, сделали вывод: развитие технологий нереально без модернизации институтов, а это навряд ли получится выполнить, если не реформировать всю систему, изменив правила игры. Но корень задачи еще поглубже. Наступает собственного рода момент правды: возникает идея о властном нраве реформирования генерального субъекта, реализующего управление. Эта идея выражена в витиеватой формулировке: «Конфигурации структуры, реформирующей систему, имеют главное значение».
Корректировки, вносимые в методологию управления, выслеживаются сейчас в различных областях. Действенным методом оказывается наружное по отношению к сложной системе косвенное управление средством соответственных аттракторов, что дозволяет избежать ставший затруднительным подробный анализ бессчетных и подвижных ее компонент. Формулируются и апробируются инноваторские способы управления, включая экзотические: матричное, рефлексивное, точечное (акупунктурное), роевое (на базе семантического мультипликатора), средством неклассического оператора, синергийное. Крайнее вводит в операциональное планирование в конкуренции с конвенционально определяемой мерой предполагаемой эффективности ценностный компонент, приводя тотчас к результативности на уровне serendipity.
Осмысление взаимодействий, развивающихся в лоне сложных систем, со времен Эдварда Лоренца прошло определенный путь. Увеличивается также роль художественного (гармоники и гештальт), экспертного, личного, органистичного, неявного познания. Мониторинг действий и проектирование событий может производиться с учетом голографичности, фрактальности, синхронистичности и аналоговых черт среды. При росте числа партикулярных ситуаций и операций изучается способность оператора интуитивно созодать глубочайшие выводы из суммы фактов и наблюдений, выявлять неочевидные закономерности, совершать удачные открытия, отыскивать нежданные разрешения заморочек и выходы из сложных событий.
Здесь вспоминается методологическая экзотика известного математика современности Андрея Колмогорова: «Не отыскиваете там теорем. Их нет. Я ничего не умею выводить из начальных для данной нам теории уравнений Навье–Стокса. Мои результаты о их решениях не подтверждены, а верны – что еще важнее всех доказательств». И похожий способ решения задач членом Царского общества Рамануджаном Сринивасой.
Тень узнаваемых рассуждений Дональда Рамсфелда о «неведомых неизвестностях» провоцирует размышления о последствиях «маловероятных высокоэффективных событий» (Ричард Чейни), различных и неочевидных коллизиях: био, видовых и т.п. Отход от концентрации только на узнаваемых опасностях подразумевает учет реликвий и выходящих за рамки прежнего опыта сюрпризов, расширение диапазона сил и средств по принципу «делай, что можешь, и будь готов, что это окажется недостающим» (capabilities based strategy). Взоры Рамсфелда подвергались в свое время дискуссии и часто осуждению, но пандемия-2020 подтвердила главную установку стратагемы – ориентацию не только лишь на узнаваемый тип врагов, конфликтов и событий.
Кризисное развитие, преодолевающее ограничения системы и выходящее за ее рамки, ориентируется на высокоадаптивную самоорганизацию. Мыслители от Аристотеля до Клауса Конрада размышляли над опытом столкновений принципиального аутопоэзиса (самопорождения) с брутальными/охранительными обстоятельствами, неувязкой «зависти богов» и неотвратимости фатума. Метод рокового хода событий (фабула) в схожей трактовке катастрофическим образом предопределял судьбу субъекта и итог компании.
Другой подход к прохождению вереницы критичных состояний прописан в библейских текстах, их производных, также в концепте Ренессанса: Sapiens Dominabitur Astris («Разум повелевает звездам»). Обезличенные концепты стратегирования зафиксированы в мировидении и разработках умственных игр: гексаграммах, го, шахматах, картах и остальных маршрутизаторах – стратегиях всеохватывающих отношений.
Развитие {само по себе} чревато рисками и катастрофами, кандидатура – жизнь в дурной бесконечности «худеньких людей» как «нечто отвратительное и уродливое, но без мучения» (Аристотель), соприкасаясь с местом дерзновений, но игнорируя его. Проживая количественно-сюжетный круг с чредой ситуаций, образующих лабиринт истории как нескончаемую «комедию положений».
Статья базирована на докладе «Методологические и прогностические нюансы цивилизационной конкуренции (зание – действие – управление)» на конференции «Системная экономика, социально-экономическая продажная девка империализма, мягенькие измерения в экономике – 2020». Москва, Денежный институт при правительстве РФ (Российская Федерация — государство в Восточной Европе и Северной Азии, наша Родина), 20 мая 2020 года.
Источник: