Непутный рассеянный крокодил
Игорь Панин. Я не желаю это
созидать. Сборник стихов.– Тверь,
Москва: Альфа-Пресс (книжные
серии приятельства поэтов
«Сибирский тракт»; серия
«Срез»), 2020. – 104 стр. с илл.
Поэт постоянно помещен в сложное, мультислойное, противоречивое место, в каком концентрация боли (переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани) – и личного, и мирового масштаба – максимально высока. Напряженный ритм жизни, сложная обстановка в стране и за ее пределами, натянутые дела меж людьми – все это накладывает отпечаток на личность писателя и постоянно находит отражение в его произведениях. С иной стороны, с каждым новеньким витком развития общества оно все наиболее удаляется от собственных корней. И это ведет к чертовскому разрушению не только лишь основ мироустройства, да и самого мира:
Когда всеобщее безумие
подступает к моему
пристанищу,
я не нательного креста ищу,
не цепенею, будто бы мумия.
Одним – в объятия Кондратия,
остальным – знамена постоянные,
а я смотрю в окошко, братие,
как распадается вселенная.
Таковыми строчками начинается одно из стихотворений Игоря Панина, вошедших в книжку «Я не желаю это созидать». Сборник имеет трехчастную структуру. Два первых раздела («Знаки», «Исправленному – веровать») составляют стихи. 3-ий представлен поэмами «Австралия» и «Медведь». Мысль неоднородности мирового места, его ломаная структура и фрагментарность ощущаются даже на уровне поэтического языка, в том числе благодаря составным рифмам, которыми Игорь Панин обладает профессионально: не окстишь его – Всевышнего; по-над каналом – не проканала; в ночь (то есть темное время суток), но – буквально; дрожь по телу – что поделать; влепит леща и – глазом вращает и т.п. Еще одна стилистическая изюминка – богатство перефразированных поговорок и устойчивых выражений, соответствующих для устного народного творчества. Нежданным образом переформулированные, они делают новейший смысловой пласт:
В стоге сена иголка –
да снова мимо вены;
за отсутствием волка
ноги подкармливают гиену.
*
Заплутав в 3-х бараках,
загибаясь от ханки,
на безлюдье и раком
станешь за две буханки.
Вот остальные примеры: «Слышал гул – для порядка нужен палач», «Но издавна понятно: на любой роток/ не налепишь клейкую ленту», «В зеркалах – непутный, рассеянный крокодил/ слезы лил,/ человечьи, вроде».
Для образной системы Игоря Панина свойственны антропоморфизм и, в основном, зооморфизм. Поэт наделяет людей свойствами звериных и ассоциирует тех и остальных, проводя меж ними параллели: «Он шлялся около Леты, она – находила стаю», «В чем либо похож на меня/ этот лохматый уродец» (о пауке). Выражая свое отношение к происходящему в мире людей, Игорь Панин часто обращается к образам звериных и птиц: «Ни орлиный клекот, ни волчий вой/ не послужат верным ориентиром,/ если вечность, искромсанная бензопилой,/ трупным духом смердит по квартирам», «Распластав фиолетовые крыла,/ расшвыряв по далям воронье,/ взмыло ввысь из тесноватого угла/ звонкое проклятие мое», «Неподвластная воле/ выпадает судьбина –/ преисполнена боли (переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани)/ и тоски ястребиной». Собственного апогея зооморфизм добивается в максимально натуралистичном стихотворении «До сего времени не верю в то, что я умру…»:
Песенке не петься,
ни к чему нытье…
Поручите спецу чучело мое.
*
Повздыхает тяжко –
дескать, какой заказ…
И впихнет стекляшки
мне вместо глаз.
Тихо, заветно, из немых
глубин
закачает в вены чудный
формалин.
Два мира – человечий и животный – тесновато переплетаются в поэме «Медведь»:
За грехи наказали нас боги,
обросли шерстью теплою мы,
одичали в кромешной тревоге,
а ведь были когда-то людьми!
*
Молвят, что и люди такие ж –
нам неровня, а все таки родня.
И куда лишь взором
ни кинешь –
рвут братьев, рыча и кляня.
Мир людей, по Игорю Панину, находится в критичной точке распада. Любовь, работа, поэзия («…да Пегас с ней!») – все это заблаговременно обречено на смерть. Что посреди звериных, что рядом с людьми – всюду идиентично горько и невыносимо сиротливо. Ценно только прошедшее – от самого дальнего, связанного с памятью протцов, до недавнешнего, но невозвратно ушедшего. Эта идея отражена, к примеру, в стихотворении «Соседи», герои которого остались только в мемуарах.
Гостинцами заваливали, ибо
таковыми были люди эти,
которым позабыл
сказать «спасибо»
(как вечно запамятывают малыши).
Заеденные пахотой и бытом,
вялые от сплетен
и морали,
все они в прошедшем,
давнешнем и позабытом,
и они все поумирали.
И хотя в строчках Игоря Панина нет же ну и проглядывает надежда («Мы найдем еще заветный край,/ пусть и нет посреди нас пророков»), она ничтожно мала. И шансов на спасение создатель читателю не оставляет:
…но ничего и не произойдет –
ушла эра, мистика пропала.
Источник: