«Никто не ставит целью сделать православную идеологию»
Патриарх Иерусалимский Феофил (справа) оказал важную услугу РПЦ, собрав совещание в Аммане.
Фото с веб-сайта www.patriarchia.ru
Интернациональный публичный фонд единства православных народов (МОФЕПН) отмечает четверть века с момента основания. О том, имеет ли сейчас смысл выстраивать международные дела на базе общности веры, обозревателю «НГР» Милене ФАУСТОВОЙ сказал президент МОФЕПН доктор Валерий АЛЕКСЕЕВ.
– Валерий Аркадьевич, когда 25 годов назад возник фонд, чудилось, что на замену коммунистическому интернационализму может придти сотрудничество на базе общей веры. Но на данный момент, когда православный мир погряз в глубочайших противоречиях, этот проект не кажется утопичным?
– Наш фонд создавался в достаточно сложные времена, тогда и мы в наименьшей степени преследовали цель некоторой интернационализации. Нас больше заинтересовывали внутренние препядствия нашего расколотого общества. Ведь тогда, на самом деле, было драматическое время. Совершенно в первый раз мысль о разработке подобного фонда либо организации возникла кое-где в 1992 году. Старенького мира уже не было, а новейший нарождался с трудом, и ничего положительного в нем тогда не просматривалось. Я помню, в котором страшном положении находилась Москва, остальные наши культурные и промышленные центры, каким было обнищание народа, его депрессивное состояние. В данной для нас ситуации было надо задуматься о том, чтоб каким-то образом вдохнуть силы в общество, чтоб оно увидело выход из данной для нас ситуации. Понятно, что на идеологии прежнего страны уже ничего нереально было выстроить. Потому и собралась целая группа трепетно мыслящих людей, которые представляли различные социально-политические силы, но были объединены мыслью нравственного оздоровления общества и выстраивания новейших ориентиров. И появилась мысль сотворения фонда. Мы к ней достаточно близко подошли в 1993 году. Но год оказался весьма драматичным. Он начался с апрельского референдума «да–да–нет–да», который фактически расколол общество надвое, позже был непростой и неуравновешенный в политическом плане летний период, который двигался к драматическому октябрю. Потому тогда мы не смогли сделать какую-то компанию. Практически фонд заработал в 1994 году, но юридическое оформление этого процесса закончилось сначала 1995 года, когда в апреле из рук министра юстиции мы получили удостоверение о регистрации фонда – но как русского. Мысль о переформатировании фонда в интернациональный появилась позднее, когда мы присоединились к Межпарламентской ассамблее православия (МАП). 1-ое наше отделение возникло в Белоруссии, позже в Болгарии, Украине, Сербии, Черногории, Молдавии и так дальше. Главный энтузиазм нашего фонда всераспространен на два региона – Ближний Восток и Балканы. Но это не означает, что мы замкнулись лишь на их. Мы работаем и на Кавказе, у нас есть программки в Китае, Западной Европе, Африке и так дальше.
– Почему разошлись пути фонда и Межпарламентской ассамблеи православия?
– Когда мы получили предложение от греческой стороны о разработке Межпарламентской ассамблеи православия и нашем участии в ней, то это решение Госдуме далось весьма нелегко. Целый ряд фракций выступали против этого, они боялись клерикализации политического процесса. Но был достигнут определенный консенсус и принято решение о участии в МАП. Сходу же появился вопросец о том, кто будет платить, так как интернациональная организация просит не только лишь уплаты членских взносов, да и много чего же сопутствующего. У Госдумы средств на это не было. Потому и было принято решение подключить к содействию становления новейшей организации наш фонд, тем наиболее что цели этих 2-ух организаций, чудилось, совпадали. Хотя по сути у греков было несколько другое видение целей МАП. К тому времени греки лишь вошли в состав европейской «семерки». В ЕС считали, что Греция как родина демократии принесет собственный особенный спектр и интеграционные процессы в эту европейскую систему. С иной стороны, они уже тогда соображали, что им предстоит довольно непростая работа по интеграции Восточной Европы, которая, наверняка, лишь кроме Польши, была в основном поствизантийским местом. И Греция тут желала служить некоторым мостом, в том числе для того, чтоб занять особенное пространство в ЕС, а не быть приживалой. Но стать посредником интеграции восточнохристианского места без Рф было просто нереально, и потому наш фонд им был весьма к слову. МАП негласно делилась на две части – прогреческую и ту, которая больше склонялась к славянскому миру. Нам при принятии политических решений было принципиально иметь возможность консолидировать «славянскую» часть МАП, чтоб выступать с общих позиций. Удалось достигнуть того, чтоб во главе ассамблеи был все-же русский депутат, хотя с самого начала было ясно, что организация создавалась под плотным контролем Константинопольского патриарха Варфоломея и обслуживала политические интересы греческой части православного мира. Патриарх Варфоломей в отличие от остальных глав православных церквей уделял и уделяет МАП огромное внимание и интенсивно употребляет ее в качестве собственного политического инструмента. Лишь из-за того, что мы были обязаны пойти на соглашение, мы согласились с тем уставом и тем регламентом, которые предложили наши греческие партнеры и которые лично я считаю верхом недемократичности. В уставе было написано, что генеральный секретарь – лишь греческий депутат, штаб-квартира находится в Греции, всеми деньгами распоряжается лишь Греция и так дальше. Некое время, пока шел процесс становления, мы с сиим мирились, но уже соображали, что эти правила нужно поменять. Фонд брал на себя задачку сотворения параллельной деятельности, стараясь не выпускать из собственной орбиты постсоветское место, которое греки желали увести под свое воздействие. Мы также настаивали, чтоб в нашем движении участвовали представители дохалкидонских древневосточных церквей. Нам потребовалось весьма длительно убеждать греческих партнеров, чтоб в орбиту нашего движения были включены копты. Они этого не желали созодать, поэтому что в Африке есть своя правоверная церковь. Создание украинской автокефалии сделалось крайней каплей. Греки так и не дозволили МАП, невзирая на напористые предложения русской стороны, принять резолюцию ассамблеи с осуждением инициаторов украинского раскола. Пару раз я и депутат Константин Затулин брали слово по этому вопросцу на конференции в 2018 году в Афинах, но греческая сторона наглухо заблокировала наши предложения осудить украинский раскол. В данной для нас ситуации сделалось ясно, что навряд ли уже мы в фонде сумеем отыскать с МАП какие-то пути для сотрудничества.
– Что не удалось из сначало загаданного?
– Никто не преследовал цель поменять коммунистическую идеологию на православную. Совершенно мне тяжело для себя представить, что кто-то может выстроить стройную теорию некоторой православной идеологии. Как я могу судить, в полном виде эта теория никогда не удавалась. Ни в византийской парадигме о симфонии церкви и страны, ни у нас в парадигме «Москва – 3-ий Рим», крайнего православного королевства, либо уваровской триаде «Православие, самодержавие, народность». И уж тем наиболее это тяжело создать сейчас. Потому никто данной для нас цели и не ставил. Наша основная цель – продвижение обычных ценностей и смыслов. На данный момент весь мир сфокусировался на одной дилемме – линией разлома служит обычная семья. Вся наша премиальная программка посвящена конкретно поддержке обычных ценностей. Ведь одной из обстоятельств разрушения таковой большенный и сложной страны, как Русский Альянс, была утрата смыслов. Я уверен и постоянно гласил, что правительство вне идеологии не может существовать. Это будет какая-то компания, которая необычным образом соединяет воединыжды предпринимателей, политиков и т.д., но это не правительство в полном смысле слова. Можно гласить о том, что никакая партийная идеология не быть может общегосударственной, это верно. Но мы все, как некогда произнес Гоголь, «просолены православием» и рано либо поздно чувствуем это.
– Посреди лауреатов премии МОФЕПН «За выдающуюся деятельность по укреплению единства православных народов» есть практически все православные патриархи, не считая Константинопольского и Столичного. Почему?
– Патриарх Варфоломей весьма желал получить премию и злился на меня за то, что его обходят. Два раза он спрашивал меня о том, по каким аспектам мы определяем кандидатов на премию. Я тогда дал ответ: «Посреди всех глав церквей Вы, Ваше святейшество, занимаете 1-ое пространство не только лишь по диптиху, да и в силу собственных личных свойств, но мы вручаем премию в пакете. И для того чтоб обеспечить для вас подабающее сопровождение, мы должны вкупе с вами вручить премию, наверняка, лишь президенту США. Но, к огорчению, тот не православный». Патриарх Варфоломей все тогда сообразил. У нас была мысль вручить ему эту премию, но случилась история с эстонской схизмой. И хотя премировать мы начали лишь спустя года три опосля этих событий, но осадок остался тяжкий. Ведь патриарх Варфоломей отлично знал тогда, что делает, и стукнул по самому нездоровому лично патриарха Алексия II, который практически 30 лет был митрополитом Таллинским и Эстонским. Естественно, патриарх Алексий воспринял деяния Варфоломея в Эстонии как личный только недружественный выпад. Что касается Столичного патриарха, то еще при основании премии было сходу условлено, что премию будут вручать главы РПЦ и фонда. При всем этом Алексий II поставил условие, что предстоятелям Российской церкви премия вручаться не будет. Патриарх Кирилл согласился с тем, что Столичный патриарх вознаграждает, но его самого не вознаграждают.
– Как происходит отбор претендентов на премию? С кем согласовываются кандидатуры? Были ли случаи, когда хотелось вознаградить кого-то, а в РПЦ этого не одобрили?
– Работа по присуждению премии – весьма непростая и тщательная. У нас постоянно есть пакет претендентов. Весь смысл премии заключается конкретно в этом пакете, поэтому что таковым образом мы стараемся отметить награды людей различного общественного статуса. У нас есть и спортсмены, и деятели искусства, и главы стран, и главы церквей. При всем этом непременно необходимо соблюсти, чтоб не было 2-ух кандидатов из 1-го региона. Это тяжело, беря во внимание, что у нас все-же весьма узенькое поле. Во-1-х, нужно обусловиться с главой церкви. Обычно, фонд дает три кандидатуры, мы обсуждаем их сначала с митрополитом Иларионом (Алфеевым), позже с патриархом Кириллом. Ведь патриарх должен пригласить кандидата в Москву, по другому тот не сумеет приехать. Но для того, чтоб найти главу церкви, мы сходу же определяем и вторую номинацию – главы страны. Если они оказываются из одной страны, то нужно поменять какого-либо кандидата. С главами стран тоже много трудности. Они приезжают в Россию лишь в этом случае, если их воспринимает президент Владимир Путин. Если мы не согласуем кандидата с МИДом и администрацией президента, то они не дадут добро на его приезд. Но если гость в этом году уже был с визитом либо его визит запланирован на остальные числа текущего года, то он уже не приедет на премию, поэтому что организовать две встречи за один год с президентом Рф весьма тяжело. Нужен весьма весомый повод. При всем этом нам нужно сохранить конфиденциальность, избежать утечки до окончательного утверждения кандидатов, хотя мы и не скрытая организация. Время от времени случается так, чего хотелось бы вознаградить президента той либо другой страны, а в МИДе эту кандидатуру могут не утвердить либо позже говорят, но с трудом.
– В прошедшем году единственным, кто получил премию, был патриарх Иерусалимский Феофил III. Почему так вышло?
– Мы желали вручить премию патриарху Феофилу еще несколько годов назад, но приходилось откладывать. Поначалу из-за ситуации вокруг Критского всеправославного собора в 2016 году, позже из-за ситуации в Украине и сотворения ПЦУ. Патриарх Феофил сам отрешался тогда от получения премии, мотивируя это тем, что его «могут не осознать». Совершенно патриарх Варфоломей весьма болезненно относился к тому, что главы автокефальных церквей получали нашу премию. Тем наиболее что Феофил к тому же грек. Сначала 2019 года мы условились, что он приедет к нам в мае, также обусловились к тому времени, кто будет номинирован из глав стран, специально желали приурочить вручение премии к 9 Мая. Но один из президентов, который был должен приехать, судя по всему, под воздействием Брюсселя побоялся прибыть в Москву. Патриарх Феофил также не сумел прибыть в мае, и его приезд было надо переносить на ноябрь. В итоге патриарх Феофил стал единственным лауреатом. И это было верно, поэтому что он весьма отлично выступил по расколу в Украине, на самом деле, осудил его, предложив провести Всеправославное совещание в Аммане.
– Поговаривали, что валютную премию патриарху Иерусалимскому дали специально, чтоб он не признал ПЦУ. Вправду ли это так?
– Естественно, нет! Средства совершенно играют в премии не главную роль. Тем наиболее что лауреаты получают не такую уж огромную сумму – несколько 10-ов тыщ баксов. Все наши лауреаты постоянно требуют не открывать сумму, так как для их важны не столько средства, сколько престиж премии. Для президентов различных государств это к тому же возможность повстречаться с Путиным.
– Любой год премия составляет одну и ту же сумму?
– Все зависит от экономической ситуации. Мы же не муниципальный фонд и тем наиболее не церковный. От их мы не получаем ни копейки. Сумма обычно распределяется меж кандидатами и зависит от их количества. Слава Богу, эпидемия COVID-19 нас не затронула и ни одно наше отделение из-за карантина не пострадало. Другое дело, что пока неясно, состоится ли награждение премией в этом году. Лауреаты с нашей стороны уже определены, согласованы со святейшим патриархом Кириллом, МИД РФ, но неувязка в том, что закрыты страны и мы на дипломатичном уровне даже не можем выслать им приглашение на приезд в Москву. Одно из основных критерий нашей премии – ее личное получение в Москве.
– Как вы оцениваете результаты совещания в Аммане, инициированного Феофилом?
– До этого всего я весьма высоко оцениваю мужество патриарха Феофила. Это был весьма нежданный с его стороны шаг – предложить проведение Всеправославного совещания в Аммане. На него в крайнее время оказывалось огромное давление со стороны греков и янки, и даже его визит в Москву из-за этого до крайнего держался в секрете. Как я уже гласил, патриарх Феофил – не попросту предстоятель Иерусалимской церкви, он грек, и своим приездом в Москву и тем наиболее сиим предложением он вроде бы разрушил греческую солидарность по Украине. И мы тут его представляли как главу мамы церквей, другими словами возвратились к тому положению, которое когда-то было на заре христианства, когда Иерусалим вправду был мамой церквей. Наиболее того, ведь патриарх Феофил мог просто создать предложение о Амманском совещании и тормознуть на этом. Но он начал двигаться далее – провел совещание под своим началом. Это мощный ход. Не исключаю, что Феофилу надоел своими амбициями Варфоломей, который одергивает его на любом шагу. Я полагаю, что даже если б в Амман приехали представители хотя бы 3-х церквей, то РПЦ непременно обязана была участвовать в совещании. А в Амман приехали 6 церквей, четыре из которых представляли ее первоиерархи. Это весьма неплохой итог.
– Самыми преданными друзьями МОФЕПН, как мне кажется, постоянно были сербы. Но не так давно мы были очевидцами, как сербы признали Дональда Трампа основным гарантом сохранности православных верующих и церковного наследства в Косово. Почему южноамериканскому президенту удалось создать больше, чем русской дипломатии?
– Мы много занимались и на данный момент увлечены косовской неувязкой. Косово – это матица Сербской церкви. Моя личная позиция – сербской элите сейчас не нужно идти на признание Косово. Сербия на данный момент слабенькая, ее политическая и муниципальная система неспособна решить пока этот вопросец, и поэтому его нужно отложить для последующих поколений. Но, к огорчению, ветры изменяются, и если прежний президент Сербии Томислав Николич, которого, к слову, мы награждали нашей премией, не начал двигаться на хоть некое признание Косово, то сегодняшний президент Александр Вучич все-же отважился. У янки нашлось больше аргументов, чтоб повлиять и на правительство Косово, и на правительство Сербии. Вучич оказался при всем этом в весьма сложной ситуации. Поэтому что сам по для себя факт заключения контракта о торговом сотрудничестве и развитии экономических связей в присутствии такового высочайшего гаранта, как президент США, косвенно работает на факт признания Косово со стороны Сербии. И все это отлично соображают. И то, что Вучич сыграл вроде бы в пользу Сербской церкви, сербской идентичности, чтоб сгладить осадок от документа, еще ни о чем не гласит. Я не уверен в том, что Америка сможет обеспечить эту договоренность. Ведь, на самом деле, она ничем не скреплена. Там есть подписи косовской и сербской сторон, но нет подписи янки. А то, что это было в присутствии южноамериканского президента, – разве мы не достаточно лицезрели различного рода общественных заявлений, изготовленных в присутствии американских президентов? И что? Я считаю, что эти гарантии весьма слабенькие. И самое основное: единственным оппонентом всех политических сил в Сербии, которые выступают за то либо другое признание Косова, быть может лишь Сербская церковь. Сербы постоянно нас просили, чтоб Наша родина поддерживала резолюцию 1244 (резолюция Совета Сохранности ООН от 10 июня 1999 года, определяющая шаги по урегулированию косовского кризиса. – «НГР»). И Наша родина единственная в Совете Сохранности, кто ее почти все годы поддерживает. Сейчас же, если сербы идут на соглашение с Косово, мы вправе задаться вопросцем, стоит Рф далее поддерживать эту резолюцию, если самим сербам этого не нужно. В геополитическом смысле, я полагаю, нам даже было бы прибыльнее отрешиться от нее, поэтому что это нам развязало бы руки и с Абхазией, и с Донбассом, и с Приднестровьем.
Источник: