Растерял бутылочку…
Еврипид был одним их первых
библиофилов – собирал книжки.
Фото Пьера Андре
За древностью лет, в котором году буквально родился один из величайшей троицы древнегреческих трагиков – Еврипид, сейчас буквально не скажешь. Понятно, что это быстрее всего 480-й до н.э. А так как историки во воззрениях расползаются и быстрее всего к согласию уже не придут, будем считать, что с момента рождения Еврипида минуло 2500 лет.
Срок, согласитесь, приличный. Даже труднопредставимый. Но произведения поэта и драматурга, вместе с трагедиями Софокла и Эсхила, ставшие основой сначала средневекового театра, позже и почти всех остальных, остаются данной основой до сего времени. Это уже не говоря о несметных трансформациях их сюжетов (не совершенно их, естественно: сюжеты все-же взяты из древнегреческих легенд и легенд) в остальных видах искусства – живописи, архитектуре, кино и т.д.
Самые именитые – «Медея», «Электра», «Ифигения в Тавриде» и «Ифигения в Авлиде» и, естественно, неописуемые «Вакханки». Но здесь еще необходимо представлять, как много мы утратили. Ведь из 92 пьес, приписываемых Еврипиду, сохранилось всего 19. Но уже по сиим фактурным, заполненным одичавшими страстями «полотнам» можно судить о величине таланта. Как понятно, Еврипид получил красивое образование – возможно, был учеником Анаксагора, знал Продика, Протагора и Сократа. Он был одним их первых библиофилов – собирал книжки.
И можно ли, к примеру, сейчас представить, что «Медея», поставленная в 431 году до н.э. (создателю, означает, было приблизительно 49) и участвовавшая в театральном состязании на Дионисиях, заняла третье пространство? А это не то что сейчас, когда и бронза – тоже почет. Как пишут историки, третье пространство было равноценно провалу. Страсти, выходит, там неистовствовали серьезные. И не вокруг преступных историй знаменитостей, а на тему искусства.
Еще незначительно возрастной статистики – 1-ый приз за мастерство Еврипид захватил в 441 году до н.э. (39 лет), а 1-е пространство захватил в 428 г. до н.э. (52 года) за трагедию «Ипполит». Как мы помним, там Афродита (вот для вас богиня любви!), недовольная тем, что Ипполит – отпрыск Тесея и амазонки, не достаточно ее почитает, сделала так, чтоб жена Тесея Федра втюрилась в него и покончила с собой, попутно оболгав предмет собственной страсти.
Принципиальный момент: снова же, возможно, как пишут исследователи, Еврипид сам создавал музыку для собственных трагедий. Сохранился фрагмент первой антистрофы из «Ореста» на папирусе III в. до н.э., содержащий над стихами нотные знаки. Даже больше: исходя из этого фрагмента, ему причисляли славу композитора-реформатора, который ввел в трагедию полутоновую систему – хроматику и стал обширно применять кифару.
Наверняка, один из основных парадоксов в творчестве Еврипида касается вида дамы. Может быть (а ничего точно гласить мы не можем), вследствие неудачной домашней жизни (супруги изменяли трагику) и его женоненавистничества (а оно, как мы знаем, сделалось предметом шуточек над ним) ему как раз и удалось выписать настолько величавые образы дам. Это образ госпожи, никак не рабыни. Наверное создателю пришлось много помучиться и поразмышлять о природе дамских поступков и эмоций.
Может, он и желал иногда оголить беспощадность и низменность их натур, но – за что боролся, на то и напоролся. Вышло так, что конкретно дамы в клубке их страстей смотрятся (на данный момент) наиболее гордо, ярко, независимо, а мужские образы на их фоне меркнут. Пьесы Еврипида – это некий катехизис феминизма. Как там было у российских царей? Стала супруга неугодна – разговор маленький, вперед с чадами в монастырь. А уже упомянутая Медея? Ну, что там гласить, сюжет известен: жажда мести была превыше даже материнской любви: «Так… принято решение, подруги… Я на данный момент/ Прикончу их и уберусь отсюда,/ По другому сделает иная и моей/ Враждебнее рука, но то же; жребий/ Им умереть сейчас. Пускай же мама/ Сама его и выполнит./ Ты, сердечко,/ Вооружись! Для чего мы медлим? Трус/ Пред страхом один только неминуемым/ Еще стоит в раздумье. Ты, рука/ Злополучная, за ножик берись… Медея,/ Вот тот барьер, откуда ты начнешь/ Грустный бег на данный момент. О, не давай/ Себя сломить воспоминаньям, мукой/ И негой полным; на сей день ты/ Не мама им, нет, но завтра сердечко плачем/ Насытишь ты. Ты убиваешь их/ И любишь. О, как я злосчастна, супруги» (перевод Иннокентия Анненского).
Итак, Эсхил, Софокл, Еврипид… Поищем аналоги в российской литературе. Если с Эсхилом смело сравним Достоевского (Толстого), с Софоклом – Бунина (Набокова), то с Еврипидом, по всему, выходит, ассоциировать нужно Солженицына. И вот здесь – о, волшебство! – выходит, что сопоставление наше наиболее чем верное. Владимир Войнович известен, естественно, своим «Чонкиным», но куда наиболее – романом «Москва 2042», где один из персонажей – Сим Симыч Карнавалов – весьма похож на Солженицына. Не будем гласить о том, кто наиболее велик – Еврипид либо Солженицын. Скажем лишь, что роман Войновича весьма забавнй. За «карикатуру» на Солженицына почти все на Войновича обиделись. Меж тем тяжело сказать – была ли то насмешка? В любом случае это не только лишь насмешка. И Войнович ценил Солженицына, осознавал его значение. Но удержаться, видимо, не было сил.
За много веков до описанной коллизии была сочинена Аристофаном комедия «Лягушки» (405 год до н.э.; сходу опосля погибели Еврипида). Аристофан – младший, как у нас принято гласить, современник Еврипида. Но Аристофан не попросту современник, он свирепый современник Еврипида. Он повсевременно над ним глумится, высмеивает. И в то же время ценит и осознает его значение. Но удержаться, видимо, нет сил.
Эсхила до сего времени помнят и обожают. Софокла не только лишь помнят и обожают, но к тому же нецеремонно употребляют (конкретно Софокл изобрел жанр психического детектива, да, на самом деле, и совершенно детектива, но все помнят только Конан Дойла, запамятывая даже про Эдгара По).
Еврипид же стал персонажем у гения, равного ему по силе и значению. В комедии «Лягушки» (тут мы ее цитируем в переводе Адриана Пиотровского) все отлично, даже сюжет. Итак, сюжет: Афины мучаются из-за того, что в их не осталось поэтов (Софокл погиб незадолго до Еврипида). И вот бог Дионис отчаливает в загробный мир, чтоб вывести оттуда Еврипида. Но приводит Эсхила. Они состязались меж собой, и, хотя стихи лучше у Еврипида, одолел Эсхил, поэтому что его поэзия наиболее «верная» (мы очень упрощаем, естественно).
Но каковой меж трагиками спор!.. Каково само состязание. Это некий парад пародий. Современному читателю почти все неясно и непонятно практически ничего из того, что развлекало современников, а все равно – и забавно и забавно. Аристофан глумится, но гласит о Еврипиде важные вещи:
«Еврипид
С начала драмы ни один
актер не остается
Без дела. Всем даю слова:
и дамам, и слугам,
И девицам, и господам,
старухам даже.
Эсхил
Боги!
Какой ты экзекуции заслужил
за грубость?
Еврипид
Зевс очевидец!
Любовь народа – цель моя!»
Снова дамы. Помните Ахматову? «Я обучила дам гласить…» Похоже, все-же Еврипид сделал это незначительно ранее. И дальше:
«Еврипид
Либо, скажешь, неправду
и с жизнью вразрез сказал
я о Федре злосчастной?
Эсхил
Зевс очевидец, все – правда!
Но должен скрывать эти
подлые язвы живописец,
Не обрисовывать в драмах, в театре массе не демонстрировать. Малых ребяток
Наставляет учитель добру и пути, а людей возмужавших – поэты.
О чудесном должны мы постоянно гласить».
Понятно сейчас, почему одолел Эсхил? О чудесном нужно гласить… Но наилучшее, естественно, пространство в комедии, и это до сего времени неописуемо забавно, это когда Эсхил (ну другими словами Аристофан), естественно, пристает к Еврипиду с бутылочкой:
«Еврипид
Все брешешь, я прологи
отлично пишу.
Эсхил
Очевидец Зевс, тебя ценить
не думаю
По строке, по словечку.
С божьей помощью,
В бутылочку тебя я загоню
просто.
Еврипид
В бутылочку меня?
Эсхил
В пустую скляночку.
Так пишешь ты, что можно
без усилий влепить
Бутылочку, подушку,
корзиночку
В твои стихи. На самом деле
докажу на данный момент.
Еврипид
Ну, обоснуй!
Эсхил
Естественно!
Дионис
Начинай пролог!
Еврипид
(читает)
«Египт, который, славясь
многочадием,
С пятьюдесятью отпрысками
корабли
Направил в Аргос…»
Эсхил
Растерял бутылочку.
Дионис
При чем все-таки тут бутылочка?
Не клеится!
Иной пролог начни нам!
Посмотрим еще!
Еврипид
(читает)
«Бог Дионис, который, тирс
в руке подъяв
И шкурою покрывшись,
в блеске факелов
У Дельфов танцует…»
Эсхил
Растерял бутылочку.
Дионис
Ой-ой, снова побиты мы
бутылочкой.
Еврипид
Пустое дело! Я иной пролог
прочту.
К нему уж не наклеится
бутылочка.
(Читает.)
«Не может смертный быть
во всем везучим:
Один, достойный, гибнет
в бедности,
Иной, негожий…»
Эсхил
Растерял бутылочку…»
Дионис, к слову, мошенничает. Когда Еврипид цитирует пролог, куда «бутылочку» не поместить, Дионис прерывает поэта. Позже и Еврипид (ну другими словами Аристофан) не наименее остроумно высмеивает Эсхила. Этим же приемом:
«Еврипид
(пародируя, поет под музыку
флейты)
«Герой Ахилл! Звяку внимая
убийственной сечи,
Почто не спешишь
на выручку усталым?
Люд по-над озером молится
богу Гермесу,
Почто не спешишь
на выручку усталым?..»
Дионис
2-ая уж выручка. Берегись,
Эсхил!
Еврипид
«Ахейцев вождь, скажи,
многомудрое чадо Атрея,
Почто не спешишь
на выручку усталым?..»
Дионис
Эй, Эсхил! Это – 3-я
выручка.
Еврипид
«Все молчите, подступают
к воротам Артемиды священные
пчелы,
Почто не спешишь
на выручку усталым?
Я возвещаю о счастье,
что силу вселила в героя,
Почто не спешишь
на выручку усталым?..»
Почто не спешишь? Ну, видимо, растерял бутылочку. И все равно одолел Еврипид, хотя присудили победу Эсхилу.
Источник: