Пушкинский музей представил онлайн-премьеру аудиоинсталляции Таус Махачевой о цирке и жизни
Экстравагантные костюмчики – неотъемлемый атрибут хоть какого цирка. Фото Пэта Вербрюггена с веб-сайта www.100waystoliveaminute.pushkinmuseum.art
Шаривари – это массовый акробатический номер на цирковой арене. Аудиоинсталляция «Шаривари» – часть одноименного мультимедийного проекта Таус Махачевой о цирковых традициях СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии) совершенно и Бакинского муниципального цирка а именно. Здесь задействованы архивные материалы – в том числе из Бакинского госцирка, Госархива Азербайджана и Госархива кино- и фотодокуметов Азербайджана. Работа была в первый раз представлена практически годом ранее в YARAT Contemporary Art Space в Баку. На данный момент Пушкинский музей в рамках онлайн-проекта «100 методов прожить минутку» устроил ее цифровую премьеру. Случилось это как раз меж парадом и голосованием, во время пандемии и экономического кризиса.
Таус Махачева учит нас слушать. Как и хоть какое не плохое произведение искусства, ее установка животрепещуща в различных контекстах. Здесь и молвят: «Цирк во все времена отражает картину мира».
Судя по репортажам, в Баку зритель попадал в большенный зал с необычными костюмчиками, животными и различными конструкциями, и, пока он меж ними бродил, звучали 10 новелл. В формате «100 методов прожить минутку» – это около получаса экранного времени с архивным черно-белым снимком с арены на заставке (и дополнением из фото с выставки в YARAT) и хорошим, иногда до бреда забавным и печальным (собственной современностью и своевременностью) текстом.
Здесь есть силачка-бухгалтерша, которая меж ареной цирка и умножением чисел избрала 2-ое. Здесь есть плюшевые медведи, каких приобретают дамам совместно с букетами роз и каких пробовали перевоплотить в дрессированных средством спецменю («Не плохое угощение и крепкий ремень – залог успешного представления»). Тут есть робкий лев-чревовещатель, из которого с неких пор вещает гимнастка, а из той – требующая прав злопамятная овца. Тут есть лошадка, списанная на мясокомбинат опосля запрета номеров со животными и создавшая свою труппу. Есть поднимающиеся в небо фламинго, заполненные коньяком, и дрессированные бакинские помидоры, которые не попросту имеют свойство стремительно исчезать, но не возникают совсем.
Сегоднящая эра – с одной стороны, время престижного сторителлинга, с иной – не иссякающего потока различного рода образов и картинок. Оборотная сторона этого процесса применительно к музейному буму состоит в том, например, что мы нередко не успеваем тормознуть и вдуматься, прочесть, разглядеть. Идем и фотографируем. Проходим мимо. Работы Таус требуют внимания. Они постоянно тщательнейшим образом, при помощи большенный команды, изготовлены, можно сказать, отточены – и они говорят принципиальные истории. О идентичности места и региона, о хрупкости культуры, много о чем. Это быть может привораживающий зрительный ряд (как, а именно, в «Гамсутле» либо показанном в главном проекте 57-й Венецианской биеннале «Канате»), а быть может упор на звуке (как было в аудиоинсталляции «Вабабай, вададай!», представленной Виктором Мизиано два года вспять на выставке IV сессии его проекта «Удел человечий», см. «НГ» от 02.07.18), на слове, тексте, истории людей. Так было, скажем, в перформансе, проходившем «вне зоны видимости», как гласила в одном из интервью Таус, – в «Байде» (по наименованию лодки). Видеодокументацию данной работы, изготовленной для 57-й Венецианской биеннале в 2017 году, спустя несколько месяцев можно было узреть на выставке Таус Махачевой «Скопление, зацепившееся за гору» в Столичном музее современного искусства (см. «НГ» от 25.12.17). Таус, ее alter ego Супер Таус, одна из самых узнаваемых сейчас в мире юных русских живописцев, умеет быть разной, поменять интонацию, чтоб говорить принципиальные вещи.
«В цирковой традиции «шаривари» именуют номер, в каком неоднозначные сольные и групповые номера исполняются сразу, наращивая сложность и интенсивность, пока вся арена не заполняется артистами», – напоминают в музее. Энергичный рассказ через различные новеллы заполняется голосами героев, преобразуется в действо, складывается в систему мироздания – с бухгалтершей, ареной цирка, ложей директора, тортиком, на котором посиживает муха в серебряном плаще, и везущими все это хомячками. Это древний новейший мир, где есть «услуга» по цифровизации – в VR-шлеме зритель может хоть подчинять, хоть подчиняться и застрахован от всего на свете, не считая отключения электро энергии дома. В буфете интенсивно продвигают меню с продуктами, содержащими нефть. В самом начале вас предупредят, что «вы окажетесь очевидцами превышения человечьих способностей, попрания этических норм» и т.д. и т.п., и в самой же первой новелле-вступлении рефреном будут звучать слова «все это будет тепло встречено публикой». В этом древнем новеньком мире окажется, что «люди просто обожают глядеть, как кто-то над кем-то доминирует»; в нем будет оптимизация, проведенная столбом. Словом, древний новейший мир с его буффонадой, гротеском, с интонацией его формулировок – это метафора, животрепещущая вчера, сейчас, завтра.
Источник: