Наша родина в посткоронавирусный период: Страну ожидают неминуемые трансформации в атмосфере недоверия
В период пандемии сделалось ясно, что докторы – важная часть общества, от которой зависит устойчивость страны. Фото агентства «Москва»
Эпидемия коронавируса стала принципиальным и весьма нежданным тестом для русской системы гос власти на состоятельность и дееспособность. Думается, в Кремле соображали, что 2020-й, самое позже 2021 год поставит вопросец о эффективности всей системы муниципального управления и что продолжать заявленную линию на несчастную стабильность будет тяжело. О этом гласит не только лишь практически неожиданная смена главы правительства и глубочайшая перетряска его состава, да и постановка в послании президента ряда ценностей развития, принципно изменивших не столько экономическое место (хотя и его тоже), сколько политическое. Но, естественно, никто не был готов к тому, что политически острые процессы будут развиваться так стремительно и в так твердом режиме.
Главными политическими последствиями пандемического кризиса, возможно, стоит считать, с одной стороны, существенное понижение уровня доверия ко всей системе гос власти, при этом это касается всех ее уровней. Естественно, степень стойкости страны и общества оказалась значительно выше, чем можно было для себя представить, в особенности вспоминая опыт недавнешнего прошедшего. Наиболее того, русское общество сумело показать и обосновать власти, в том числе и высшей, значимость оборотной связи и объяснения обществу принимаемых решений. Тем не наименее рост, в особенности в мае – начале июня, недоверия к действиям властей является фактом. Хотя это недоверие и приобретает иногда экзотичные формы (как, к примеру, общественная турбулентность вокруг вопросца о «водянистом чипировании», невзирая на всю надуманность, захватившего значимые слои социально вовлеченных людей), оно не быть может сведено лишь к вялости от карантина.
С иной стороны, налицо кризис политической системы как такой. Ни одна из политических либо общественно-политических структур не сыграла важной публичной роли в управлении публичными настроениями в период пандемии. Это касается даже ОНФ (Общероссийский народный фронт – публичное движение, сделанное в мае 2011 года по инициативе президента РФ (Российская Федерация — государство в Восточной Европе и Северной Азии, наша Родина) Владимира Путина, его главные задачки – контроль над исполнением указов и поручений главы страны, борьба с коррупцией и расточительством, неэффективными растратами муниципальных средств, увеличением свойства жизни и защиты прав людей), отметившегося попыткой оседлать волонтерское движение. Страна заходит в период активной подготовки к голосованию за поправки в Конституцию Рф в состоянии всеобщей политической беспомощности, когда власть практически осталась в институциональном вакууме, а административный ресурс почти во всем исчерпан в процессе поддержания режима карантинных ограничений.
Этот основной вызов политической ситуации – недоверие в политическом вакууме – осознан властью только отчасти. Естественно, более дальнозоркие люди во власти соображают, что угрюмая неразговорчивая отстраненность все большей части русского общества от нараставшей весь май информационной активности властей является нехорошим признаком. И, естественно, не является секретом то, что, хотя большая часть общества выступает за принятие поправок, даже беря во внимание их «пакетный» нрав, весьма почти все будут применять голосование по поправкам, чтоб высказать свое недовольство действиями властей, получить некоторую чувственную разрядку. Это весьма и весьма большенный вызов власти, принужденной разъяснять, что поправки в Конституцию имеют для Рф самостоятельную ценность. Это, возможно, самый большенный вызов системе гос пропаганды в Рф. Он буквально не осознан властью, что просто узреть по нраву информационно-рекламной кампании по поправкам. Хотя, естественно, все можно списать и на некоторый саботаж со стороны отдельных элитных групп.
Кроме головного, отметим еще несколько вызовов.
1-ый. В русском в обществе, кроме откровенных политических маргиналов, закрепилось принципиальное осознание того, что докторы, социальные работники, если желаете, люди служения – важная часть общества, от которой зависит устойчивость страны и страны. Публичный статус бюджетников в целом значительно возрос за прошедшие месяцы. Укрепилось и их экономическое положение на фоне заморочек в коммерческом секторе. Русская власть, исходя из почти во всем пропагандистских суждений, сделала принципно новейшую общественную атмосферу. И эту атмосферу будет весьма трудно загнать назад в соц чулан, где ранее находились бюджетники. Новейший публичный статус придется в той либо другой степени фиксировать и политически, и экономически. Готова ли к этому власть? От ответа на этот вопросец будут зависеть не только лишь экономические, да и политические решения.
2-ой. Укрепились позиции федерального центра во отношениях с регионами, региональные элиты проявили свою слабость. Управлению регионов была дана большая свобода рук и огромные возможности, в том числе и с элементами заступа за формально определенные границы, что в регионах с огромным желанием и сделали. Но почти всегда успехи оказались умеренными. А весьма нередко мы лицезрели просто фанфаронство со стороны региональных управляющих. В целом при всех издержках федеральный центр оказался эффективней региональных элит. Похоже, не все региональные бароны смогли понять ситуацию, так что перед федеральными властями встает задачка объяснить ее им в очень мягенькой и корректной форме.
3-ий. Разумеется глубочайшее разочарование общества в том, что числилось в Рф делом, и в представителях этого бизнеса. Оказалось, что бизнес, в индивидуальности малый, – политически сконструированная суть, не способная брать на себя ответственность в сложных ситуациях, противопоставляя себя значимой части страны, в том числе и бюджетникам. Высочайшая толика малого бизнеса, предпочитающего оставаться в тени, и активное его роль в оппозиции, не говоря уже о том, что почти все фавориты личной экономики предпочли взывать о помощи страны, находясь далековато за пределами Рф, симпатий бизнесу также не добавили. Навряд ли в обозримой перспективе можно рассчитывать на публичные симпатии к данной политико-экономической группе, еще не так издавна мыслившейся опорной.
4-ый. Стала понятна ограниченность способностей политических технологий и пропаганды, которая быть может действенной, лишь когда общество лицезреет настоящую дееспособность власти и ее честность. Русское общество, пережившее за три месяца как минимум две волны коронавирусной паники, волну отрицания коронавируса, не говоря уже о очевидно сконструированной истерии вокруг падения цен на нефть, находилось на грани утраты информационно-психологической стойкости. Что и обосновал размах дискурса о «комплоте Гейтса», «водянистом чипировании» и «цифровом концлагере», появившийся к финалу периода карантина. Информационная уязвимость русского общества отражает и застой на политическом пространстве, перевоплощение его в пропагандистско-бюрократическое. В схожий вакуум очень просто заползать не только лишь политическим экстремистским настроениям, да и деструктивным антисистемным псевдорелигиозным системам. Похоже, это тоже будет вызовом для Рф, хотя и не завтра. Для системного противодействия таковым рискам русской власти необходимы не только лишь бюджеты, да и люди, способные мыслить остро и действовать неординарно. Есть ли они у сегодняшнего Кремля?
5-ый. Оппозиция также не усилилась, не проявив готовности выйти за рамки «битвы за хайп» и паразитирования на ошибках власти. Аварией для оппозиции стала попытка пошутить над виртуальным «Бессмертным полком», продолжавшая логику информационного обострения. Оппозиция встала перед необходимостью слезть с виртуального дивана и начать говорить с теми, кого она презрительно называет большинством, но, как указывает ситуация с попытками организовать противодействие принятию поправок в Конституцию, выходит это плохо: оппозиция предпочитает биться с режимом, оставаясь в границах медийных резерваций и пытаясь хайповать на просчетах власти при подготовке голосования. Неувязка в том, что на замену сегодняшней на сто процентов умственно выгоревшей оппозиции, оказавшейся неспособной противопоставить власти ничего содержательно существенного, могут придти значительно наиболее конструктивные силы. Уже на данный момент мы смотрим сближение правых и левых радикалов, пробы условиться с отдельными группами националистов. Но будет ли таковая оппозиция иметь право именоваться либеральной?
В конце концов, важным моментом сделалось то, что русская власть была обязана действовать в режиме беспримерной открытости. Эта открытость отражала понимание – опосля определенной растерянности – властью остроты появившейся ситуации и нарастания в обществе недовольства директивным, если желаете, барским стилем общения неких управляющих, не говоря уже о спорности принимавшихся решений. Но это задало определенные аспекты новейшей прозрачности, которую власти придется соблюдать и в предстоящем. Навряд ли получится по окончании пика коронавируса возвратиться к возлюбленной русской номенклатурой закрытости, принимать решения келейно, а позже ставить общество перед фактом (как это было с несчастной пенсионной реформой). Но сумеет ли власть на неизменной базе действовать в критериях новейшей открытости, сохраняя собственный клановый нрав? Это большенный политический вопросец.
Результат быть может сформулирован последующим образом: в обществе осязаемо вырастает запрос на усиление воздействия страны и увеличение статуса тех, кого в Рф называют людьми государевыми. В совокупы эти социальные сдвиги будут иметь суровые политические последствия, значительно сокращая шансы на реализацию олигархической либо даже аристократической модели развития. Другими словами, как и 100 годов назад в центр развития русской государственности встает вопросец о кадрах. Но это ставит под колебание всю стратегию развития страны, которой при всех колебаниях следовало и ее политическое управление, и ее политико-экономическая элита в протяжении крайних 25 лет. Эта стратегия привела к закономерному итогу: появлению не попросту рентного капитализма, а замкнутой системы, построенной на распределении природной (а не вкладывательной) ренты в замкнутом кругу элиты, построенной по родственно-клановому признаку. И эта модель в период карантина показала свою тупиковость и обществу, и самой элите. Возвратиться к ней будет означать утрату элитой чувства политического самосохранения.
Как Кремль способен к смене стратегии, к глубочайшим кадровым переменам, остается огромным вопросцем. Но ответы на него придется давать в самое наиблежайшее время. n
Источник: