В чем ошибался Джойс?
Владимир Набоков тщательно скрывал свою
литературную кухню. Фото РИА Новости
В предисловии к книге ее автор, филолог и попечитель Литературного фонда Владимира Набокова, пишет, что главные черты писательского архива – «фрагментарность и компактность».
Тем не менее собранные под одной обложкой материалы отличает внутреннее единство. Возможно, потому, что создавались в 1930–1950 годах, то есть, как замечает исследователь, во время неустроенности, тревоги, перемен, обретения нового дома. Они позволяют увидеть механизмы набоковского творчества, открывают кухню, которую писатель тщательно скрывал, болезненно реагируя не только на любые литературоведческие изыскания, но и на вполне нейтральные вопросы о влиянии, что нередко становилось предметом для острот в русском зарубежье. Беллетрист Василий Яновский вспоминал, как на утверждение, что «Приглашение на казнь» написано под влиянием Франца Кафки, получил категоричный ответ:
«– Я никогда не читал Кафку.
Ходасевич, которому я передал эти слова романиста, осклабился:
– Сомневаюсь, чтобы Набоков чего-либо не читал».
Так, в качестве одного из влияний на поэтику автора «Дара» Ольга Воронина указывает прозу Роберта Льюиса Стивенсона. От последователя неоромантизма Набоков в числе прочего перенял идею двойничества, раздвоения личности («Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»), которую творчески преобразовывал в «Отчаянии» или «Соглядатае». Также отмечалось использование русским изгнанником введения в ткань повествования подробностей, детализации, без которой, как он утверждал в рукописи лекции о Стивенсоне, «в руках писателей восемнадцатого века произведение, подобное «Странной истории…», было бы абстрактным, как притча (…) Дж + Х не притча, не аллегория, не детектив». Подобное воздействие позволяет говорить о странной истории мистера Стивенсона и господина Сирина, или все же Набокова.
Ольга Воронина. Тайнопись:
Набоков. Архив. Подтекст.– СПб.:
Издательство Ивана Лимбаха,
2023. – 584 с.
Важна и публикация набоковского дневника за 1951 год. В дальнейшем он использовал многие свои записи или понравившиеся цитаты в интервью. Например, следующие фрагменты, «Интерколумний. Красивое слово – голубое небесное пространство между двумя колоннами» и «Джойс ошибался, придавая словам слишком много вербальной телесности», были включены писателем в интервью журналу «Плейбой», а затем в сборник «Строгие суждения». Использовались писателем заметки из дневника и при работе над художественными произведениями («Лолита», «Бледное пламя», «Сестры Вэйн»). Так, выписав 9 января строчку «Сорняк изгоняет цветок» из стихотворения Германа Мелвилла «Разрушенная вилла», писатель привел ее в романе «Ада». А запись от 6 января «Перевод «Евгения Онегина» в прозе» позволяет лучше понять сроки замысла и работы над переводом и комментариями к пушкинскому роману в стихах, вышедшими 13 лет спустя.
Не менее ценны публикуемые воспоминания супруги писателя Веры о детстве их сына Дмитрия, в частности об увлечении ребенка поездами и самолетами («страстная любовь к движущимся предметам»). В семь-восемь лет он «подписался на несколько журналов и изучал каждую техническую подробность, которую мог найти (…) затем он рисовал свои собственные проекты, фантастические и сложные и продуманные до последней детали». Эти увлечения он сохранил и в дальнейшем, собрав коллекцию железнодорожных моделей. Впрочем, у молодого человека было и общее с отцом – яркое образное мышление. Когда у Набокова-младшего брали кровь для анализов, он сравнил процесс с «поездом оранжевого цвета, идущим сквозь стеклянный туннель». Может быть, и новые метафоры сына тоже повлияли на стиль Набокова, а не только проза Стивенсона.
Источник: