«Власти, основанной на законе, Путин не дает. И в этом — грандиозная опасность»
Экономист Дмитрий Травин: угрожают ли Путину революция и переворот
3-4 октября 1993 года в Москве удался один муниципальный переворот и провалился иной. Этому предшествовало противоборство президента Бориса Ельцина и правительства с одной стороны и Съезда народных депутатов и Верховного Совета — с иной. Президент и правительство форсировали болезненные рыночные реформы — депутаты их блокировали, при всем этом не выдвигая взамен понятной и близкой к реальности программки. В конце концов Борис Ельцин в нарушение действовавшей тогда Конституции подписал известный указ № 1400 о роспуске Съезда и Совета. Депутаты, на чью сторону перебежал вице-президент Александр Руцкой, объявили президенту импичмент, к ним присоединились тыщи приверженцев, обездоленных реформами. Политическая схватка перебежала в противостояние с внедрением бронетехники и огнестрельного орудия. В поддержку президента выступили муниципальные силовые структуры — армия, госбезопасность, полиция. Руцкой и депутаты опирались на нелегальные формирования. По официальным данным, в процессе уличных боев погибли около 150 человек с той и иной стороны. Силовики обусловили финал борьбы: с прежней политической системой во главе с Советами было покончено. Новейший шаг собственной истории Наша родина начала с видом на расстрелянное из танков, обугленное здание парламента…
Грозят ли революция и переворот президенту Путину? О этом — наша беседа с Дмитрием Травиным, известным экономистом и публицистом, доктором Евро института в Санкт-Петербурге, создателем книжки «Просуществует ли путинская система до 2042 года?».
«К 2024 году переход от манипулятивной формы путинского режима к силовой завершится»
— Дмитрий Яковлевич, в книжке «Просуществует ли путинская система до 2042 года?» вы пишете о здравом смысле, прагматизме и умеренности Путина: «В его действиях не было излишеств, обусловленных рвением воплотить какую-то величавую идею. Вел войну он столько, сколько необходимо. Сажал, сколько необходимо. Разгонял, сколько необходимо. По принципу малой достаточности». Но отравление Алексея Навального гласит или о обострении репрессивности режима, или о том, что Путин не полностью контролирует ситуацию в собственной «вертикали», что не все зависит лично от него. Выходит, в этом году «пирамида Путина», о которой вы пишете в собственной книжке и основанием которой является личность президента, показала свою дефектность и слабость?
— Путин постоянно различался не то чтоб добротой либо злостью, а прагматизмом, направленным на поддержание режима, который он выстроил. Нам этот здравый смысл нередко кажется не здравым, поэтому что страна живет все ужаснее. Но исходя из убеждений сохранения власти и присвоения рентных доходов, ради чего же режим и выстраивался, деяния Путина постоянно отличались здравым смыслом. Потому Путин действует сравнимо мягко, когда его режиму ничего не грозит, и все наиболее агрессивно, когда режим подвергается угрозы. Он никогда не смущался использовать довольно твердые меры на Северном Кавказе, подавлять оппозицию, когда она выступала энергично, но не устраивал массовых погромов либо твердых зачисток в регионах, если оппозиция либо регионы вели себя смирно. Думаю, с данной точки зрения и стоит подступать к тому, что сейчас происходит с Алексеем Навальным.
Да, режим становится наиболее твердым. Я бы даже произнес, что в этом году мы, может быть, смотрим за трансформацией манипулятивной формы путинского режима в силовую. До сего времени сила использовалась лишь в отдельных эксцессах, в главном же Кремль добивался нужных результатов при помощи манипуляций — от промывания мозгов до фальсификаций выборов. Сейчас, похоже, рейтинг Путина становится так низким, и промывание мозгов — так неэффективным, что сила будет употребляться все почаще.
Это пока разноплановый вывод, быть может, развитие событий пойдет по-другому. Так как наш люд не выступает так же энергично, как в Минске, то и силу не приходится употреблять так же массированно, как это делает Лукашенко.
Мы не знаем, кто воспринимал решение о том, чтоб употреблять «Новичок» против Навального. Может быть, приказ, как заявляет Алексей, шел с самого верха. Но могло быть и по-другому, поэтому что в путинском режиме происходит неизменная борьба условных «голубей» с условными «ястребами» («голуби» это не демократы, а «ястребы» не тоталитаристы, «голуби» — это те, кто желает более-менее вписаться в западный мир и не выстраивать новейший «металлический занавес», они желают иметь на Западе недвижимость, вести там бизнес, жить там либо, по последней мере, отдыхать; «ястребы» — те, кому проще жить за «стальным занавесом» и управлять государством, когда люд задумывается, как будто мы в кольце противников и потому необходимо объединиться вокруг начальства). «Голубям» отравление Навального не надо, «ястребам», естественно, необходимо. «Ястребам» было необходимо, чтоб на Донбассе падали «боинги», чтоб умер Немцов, чтоб один из самых увлекательных и узнаваемых театральных режиссеров Кирилл Серебренников попал под трибунал и так дальше. Все эти истории делают хоть какое смягчение отношений Рф с Западом неосуществимым. И нужно сказать, пробы «ястребов» венчаются фуррором. Как лицезреем, опосля отравления Навального политические фавориты Запада совершенно точно высказываются о том, что никаких дел с Россией иметь недозволено.
Жора Марков
Но, фактически, и непринципиально, откуда шел приказ о отравлении Навального. Путинский авторитарный режим в принципе устроен так, что при нем вероятны подобные действия.
В демократиях такового рода меры «ястребам» не помогают. В демократиях, если кого-либо уничтожили, как президента Кеннеди, это гласит не о недостатке демократии, а о том, что убийство — дело рук преступников, которых нужно находить и наказывать. В авторитарных режимах типа путинского подобные злодеяния совершаются поэтому, что режим конкретно такой, и для того, чтоб он становился еще наиболее авторитарным. Так что путинский режим в любом случае несет ответственность за то, что вышло с Навальным, с Немцовым и иными. А уж на кого ложить уголовную, на кого политическую, а на кого моральную ответственность, не нам решать.
— В книжке вы пишете, что Путин старается придать своим даже самым брутальным поступкам, типа присоединения Крыма, форму законности. Но в этом году на референдуме по Конституции и в единый денек голосования наблюдатели фиксировали необычный размер фальсификаций. Означает ли это, что у Путина не осталось никаких остальных способностей — экономических и пропагандистских, — чтоб продлевать свое правление?
— Экономических способностей у режима вправду не остается. Русская экономика находится в стагнации с 2009 года: то чуток ввысь, то чуток вниз, но в целом экономический рост составлял от 0 до 1% в год. С учетом катастрофы этого года, вызванной пандемией коронавируса, будет существенное падение, его не скрыть, даже если Росстат прибегнет к фальсификациям. Соответственно, падают настоящие доходы населения, и рейтинг Путина это верно фиксирует. Так что, да, при помощи только экономики и «промывания мозгов», без фальсификаций, Путину свои задачи уже никак не решить.
Если честно, я до крайнего момента считал, что он активизирует интеграцию с Беларусью — не в форме ее прямого слияния с Россией, а быстрее в форме сотворения на месте фиктивного союзного страны Рф и Беларуси настоящей конфедерации. Я думаю, миллионы русских людей, скучающих по СССР, с радостью поддержали бы этот проект, и рейтинг Путина опять вырос бы. Но дела с Лукашенко у Путина не сложились. А на фоне того, что происходит в Беларуси, Путину необходимо сделать какие-то уж весьма уникальные шаги, чтоб удачно продолжить интеграцию с Минском. Он, естественно, по-прежнему, выворачивает руки Лукашенко, но достигнуть интеграции при настолько массивных протестных настроениях в Беларуси — большая неувязка, а в перспективе и большая боль в голове. Так что, похоже, с манипуляциями у Путина тоже все весьма трудно.
Яромир Романов / Znak.com
Поэтому, как вы справедливо увидели, результаты голосований приходится фальсифицировать. Но люд еще не выступает против фальсификаций, как в Минске. Понятно почему: минский протест весьма персонализирован, там люди лицезреют четкую цель — отстоять права собственного кандидата, Тихановской, и поставить на пространство узурпатора Лукашенко. В нашем случае, в случае поправок в Конституцию все было как-то расплывчато: неясно, что и как отстаивать. Почти все сограждане даже не сообразили, что это было голосование за «нескончаемого Путина», они задумываются, что это было голосование за «все не плохое». К 2024 году усвоют все. Потому конкретно к 2024 году переход от манипулятивной формы к силовой завершится, и мы увидим что-то вроде прямого силового угнетения, как в Минске. Вообщем, снова подчеркну, что это не прогноз, а предположение.
— Цитата из вашей книжки: «Выборы в авторитарных режимах можно выигрывать при помощи фальсификаций. Но „посиживать на фальсификациях“ правителям настолько же неловко, как „на штыках“». Почему?
— На самом деле, это одно и то же. Если правитель растерял харизму и фальсифицирует выборы, он оказывается зависимо от силовиков. По Минску это видно верно. Люд вдруг осознает, что итоги выборов фальсифицированы, и массово выходит на улицы столицы. Это принципиально, что конкретно в столице, поэтому что, если люд выходит на улицы Хабаровска, власть это не много тревожит. Если же в Минске, Москве либо, как ранее, в Киеве, это делает конкретную опасность для правителей. В таковой ситуации силовики просто делают свои функции (кажется, в Минске конкретно это и происходит). Но в остальных вариантах силовики не делают собственных функций, так, судя по всему, было в Киеве и в Ереване.
Для Путина массовые фальсификации и опора на силовиков, естественно, не наилучший вариант. Я понимаю, почему он старался как можно подольше сохранять конкретно электоральный авторитаризм, авторитаризм с выборами — поэтому что, если его избрание происходит более-менее честно, с умеренными, терпимыми фальсификациями, муниципальный переворот фактически неосуществим. Но если все — и люд, и элиты, а именно, силовики — соображают, что фальсификации имеют запредельный нрав и президент по сути выборы проиграл, в таковой ситуации все зависит от силовиков.
Вот почему нелегитимные правители посиживают на фальсификациях так же, как на штыках. Если штыки не защищают — или следует то, что случилось с Януковичем, или, если силовики хотят поставить у власти новейшего фаворита, который способен набрать харизму и опять манипулировать сознанием населения, происходит муниципальный переворот.
«Если страна может обойтись без революций, это еще лучше, чем с революциями»
— Еще одна цитата: «Создается очень страшная для Рф ситуация. С одной стороны, беспристрастно исчезают механизмы монополизации кумира, благодаря которым пирамида пока держится в перевернутом виде (другими словами с опорой на вершину — персону Путина — прим. ред.). Но с иной стороны, не создаются системы консульства, способные поставить пирамиду в обычное положение. Как сумеет существовать страна, утратив одну систему, но так и не обретя иную? Конкретно из-за подобного разрыва появляются обычно революции и майданы. Конкретно их делает движение разочарованного народа снизу. Но общие условия непостоянности формируются теми властями, которые хотят нескончаемо существовать в системе перевернутой пирамиды по принципу: опосля нас — хоть потоп». На грядущих парламентских выборах власть, судя по вашим догадкам, от фальсификаций не откажется. Просматривается ли, таковым образом, «пейзаж», когда вся страна перевоплотится в протестующий Хабаровск?
— У классика социологии Макса Вебера есть основательные размышления о легитимности, о том, за счет чего же тот либо другой режим может сохранять устойчивость умиротворенно, без кровопролития. По Веберу, легитимность бывает 3-х типов: божественная, когда люд верует в то, что его правитель поставлен Богом, что правительство и власть — от Бога (но это было типично для Средних веков, и очевидно не наш вариант); 2-ой вариант — легитимность, основанная на харизме, когда людям становится лучше оттого, как «крут» их правитель (в течение долгого времени власть Путина держалась конкретно на таковой легитимности, но сейчас его харизма испаряется); и 3-ий вариант — демократическая легитимность, основанная на законе, когда люди подчиняются власти поэтому, что сами выбрали ее, а если власть оказывается нехороший, ее можно переизбрать.
Харизма Путина истончается, а законной власти, основанной на законе, Путин не дает, заместо этого включая фальсификации. И в этом — грандиозная опасность. Кремль может отдалять ее или при помощи муниципального переворота, в итоге которого заместо Путина покажется новейший харизматик, или за счет того, что силовики станут так ужасающе размахивать штыками, что люд побоится подняться на протест либо поднимется, но лишь на мирный.
Но если не сработает ни то и ни другое, возникнет опасность революции, в том числе в ее кровавом выполнении. Когда я писал о пирамиде, которая длительное время держалась на харизме Путина, а в некий момент может упасть и не восстановиться на каком-то другом основании, конкретно это я и имел в виду.
И все-же я не считаю, что в наиблежайшей перспективе Наша родина перейдет в состояние революции. Такие движения, как в Хабаровске, естественно, могут возникать то здесь, то там. Возможность этого с каждым годом больше. Но опыт белорусских событий показал, что даже если в столице огромное количество мирных людей выходят на улицу, революции не возникает. Лукашенко, как можно судить сейчас, совладевает с ситуацией. Это не означает, что он станет отлично править Беларусью, нет, ее ожидает тяжелое положение, но режим Лукашенко пока не упал.
Возможно, у нас в Рф отдельные локальные протесты будут усиливаться, быть может, даже в Москве. Но пока нет оснований созодать выводы о том, что путинский режим провалится в обозримой перспективе. Полностью может быть, что он будет держаться еще достаточно длительно, при этом в том силовом варианте, о котором мы гласили выше.
Наиль Фаттахов / Znak.com
Небезопасно ли это для страны? Я полагаю, что, если страна может обойтись без революций, это еще лучше, чем с революциями. Естественно, революции бывают различные. Если революции такие, как в 1989 году в странах Центральной и Восточной Европы, то общество начинает достаточно стремительно развиваться. Но может разразиться и таковая революция, как в Рф в 1917 году либо как на Украине по результатам майданов. Если общество вступает в острый конфликт с властью, недозволено гарантировать, что страна избежит каких-либо небезопасных, кровавых событий. Вина за это лежит не на обществе, а на власти. Если она отрешается от выстраивания демократического режима, то сознательно идет на риск революции, при этом не только лишь мирной, да и кровавой. Я весьма надеюсь, что у нас обойдется без этого, но возможность есть.
— Раз мы заговорили о революции, приведу очередное ваше выражение: «Любая из точек возможной напряженности может перевоплотиться в настоящий конфликт, где люди, не осознающие настоящих обстоятельств мучающих их заморочек, начинают мочить друг дружку в надежде или получить реальное облегчение, или просто выместить накопившуюся злоба». В книжке «Просуществует ли путинская система до 2042 года?» вы приводите перечень из 10-ов «точек возможной напряженности». На ваш взор, какие из их более взрывоопасны?
— Один из таковых разломов, как я уже произнес, это дела общества и нелегитимной власти — то, что мы лицезреем по Минску. Отлично, что люд там вышел на улицы с мирными намерениями. Если б не с мирными, там бы пролилось еще больше крови, так как силовики очевидно готовы защищать режим Лукашенко.
2-ая опасность в таковой многонациональной стране, как Наша родина, это межэтнические конфликты, и мы не один раз лицезрели доказательство этому. Когда люди не могут выбрать власть демократически, а жизнь при всем этом все ужаснее, начинаются поиски виноватых не наверху, а кое-где рядом: во всех неудачах винят другую цивилизацию, «понаехавших» в огромные городка. А при всем этом организованные землячества могут обороняться.
Случаются и классовые конфликты. Я не марксист и не считаю, что классовая борьба может разъяснить всю сложность исторического развития, но тем не наименее классы есть, и меж рабочими и капиталистами вправду появляются конфликты. В Рф они пока несущественны, но совершенно исключать их недозволено. У нашего общества огромные сомнения в справедливости приватизации почти всех компаний. И если власть не сумеет поддерживать законность на том либо ином предприятии, кто понимает, как поведут себя трудовые коллективы в отношении собственников и менеджмента?
Марина Молдавская
Потенциально небезопасны конфликты межрелигиозного нрава, также меж верующими и безбожниками (вспомним прошлогодние столкновения в Екатеринбурге меж сторонниками сквера и храма). Бывают и межрегиональные конфликты, когда регионы винят Москву в том, что она зажралась. Если на фоне распада центральной власти разовьется региональная самостийность, если регионы-доноры откажутся перечислять средства в Москву — как она поведет себя с ними? При всей условности аналогий приведу таковой пример: когда в 1918 году распалась Австро-Венгерская империя, более бедствующим городом оказалась столичная Вена, поэтому что это был город чиновников, которые привыкли питаться за счет регионов. А когда регионы не стали отправлять не то что средства, а даже хлеб (так поступили венгры), жизнь в Вене стала весьма тяжеленной и голодной. Сейчас перенаселенная Москва живет за счет всей остальной Рф, за счет того, что регионы перечисляют ей средства, а бизнес, регистрируясь в столице, платит там налоги. Если эта система упадет, нас ожидает тяжелейший конфликт меж Центром и регионами.
— «При царизме» ответом конструктивной части общества на политические «заморозки» был бомбизм, политический террор. Как вы думаете, если путинскому режиму придется пойти по белорусскому сценарию угнетения протестов, наше общество ответит по-белорусски (и по-хабаровски) умиротворенно либо возвратится к практике бомбизма?
— Террора такового рода, который производили народники и эсеры, а до их — итальянские карбонарии и остальные подобные организации на Западе, я не жду. Дело в том, что тот террор был верно ориентирован против отдельных представителей власти. В итоге нескольких покушений уничтожили Александра II, от рук террористов погибли премьер-министр Петр Столыпин, министр внутренних дел Вячеслав Плеве, столичный генерал-губернатор величавый князь Сергей Александрович.
Сейчас такие эксцессы маловероятны. Правители стали вести себя совершенно по-другому, они окружают себя сверхмощной охраной, фактически не возникают в многолюдных публичных местах, а если возникают, эти места зачищают так, что птица не пропархает. И если кому-то придет в голову глуповатая идея стать террористом, он не сумеет добраться до тех, кто в нашей стране воспринимает главные решения. Они находятся в сохранности. А если защитный слой когда-нибудь разрушится, сбегут за границу.
Террор, который держал страну в ужасе при Ельцине и ранешном Путине, был ориентирован против всего народа: взрывались дома, захватывались заложники. Совершенно исключить таковой террор нереально, но он связан с совсем иными неуввязками.
«Армия не готова и не желает выручать страну, и, быстрее всего, будет пассивна»
— «При всей наружной прочности путинский режим внутренне очень шаток. Он не может укрепить экономику, — пишете вы. — Политическую систему авторитарного типа тяжело будет сохранить, если в экономике наметятся по-настоящему суровые длительные трудности, если правоохранительные органы станут работать неэффективно либо если разные группировки элиты вступят меж собой в острый конфликт из-за раздела все уменьшающегося ресурсного пирога». Как вы оцениваете текущие экономические способности Кремля поддерживать соц порядок, удовлетворять аппетиты силовиков и бюрократии — тех, на ком держится режим?
— На этот момент они достаточны. Путинский режим будет созодать все вероятное для поддержки силовиков, в том числе перераспределяя средства из остальных экономных статей. Учителя и докторы получат меньше, но росгвардейцы свое получат непременно. Силовики крайними ощутят вещественные задачи, даже если падение экономики продолжится.
Что касается народа в целом, то представления о том, что люди выходят на улицы, когда их положение становится ужаснее, не подтверждается фактами, это миф, совсем не соответственный мировому опыту революций. Люди выходят на улицу в этом случае, если происходит резкое падение актуального уровня, прямо до того, что уже нереально вытерпеть. Ну и то не постоянно. В феврале 1917 нехватка хлеба в Петрограде привела к революции, а голод при Сталине, сначала 1930-х и опосля войны — нет: или люди погибали, не протестуя, или протест угнетался без промедления и самым ожесточенным образом.
Яромир Романов / Znak.com
Наиболее того, ухудшение положения людей может, напротив, вызвать потребность в мощной власти, которая способна стремительно решить их задачи. Один из сценариев переворота состоит в том, что, когда людям станет тяжело, затейщики переворота поставят заместо Путина какого-то другого харизматика, который пообещает решить экономические задачи, и это на некое время понизит социальную и политическую напряженность, поэтому что общество захотит поверить в новейшего фаворита. Как писал Пушкин, «ах, одурачить меня не тяжело, я сам обманываться рад». Если нереально сделать лучше свое экономическое положение, охото хотя бы обмануться и поверить в новейшего фаворита — так же, как когда-то поверили Путину.
Революция возникает, когда сходятся сходу несколько причин. Когда людям тяжело жить и они готовы выходить на улицу. Когда элиты расколоты и не готовы их подавлять. Когда есть не попросту экономические задачи, а величавые идеи, ради отстаивания которых люди готовы вступить в немирный протест и подвергнуть угрозы свою свободу и саму жизнь, пожертвовать собой, как это было у нас в 1917 году. При всем этом важно, чтоб революция была поддержана интернациональной обстановкой. Тогда падение режима полностью может быть. Но ситуация, сложившаяся у нас, на такую картину не похожа.
— Развивая тему переворота, вы пишете: «Суровые военные перевороты, обычно, происходят там, где есть традиция вмешательства армии в политику. Другими словами где генералитет и офицерство считают себя компанией, ответственной за судьбы страны. Компанией, способной взять власть в свои руки тогда, когда политики запутываются в противоречиях и перестают толком надзирать ситуацию. У нас же военная служба — не наиболее чем разновидность обыкновенной гос службы. Метод устроить карьеру, заработать средства, прокормить семью. Склад ума русского офицера в этом смысле не очень различается от склада ума обыденного бюрократа, клерка: наше дело, дескать, делать свои обязанности и получать заработную плату, а путчи в круг обязательств не входят». Вы как и раньше считаете так же?
— Я думаю, что армия все еще находится в том самом состоянии. Для сопоставления: вспомним восстание декабристов, которое вышло практически 200 годов назад. Офицеры, которые выходили на Сенатскую площадь, желали спасти Родину. Это были не попросту бюрократы в эполетах, не госслужащие — они переживали за судьбу Отчизны.
Яромир Романов / Znak.com
В книжке «Просуществует ли путинская система до 2042 года?» я привожу сопоставление с латиноамериканскими государствами, где армии в XX веке формировались по принципу компании, несущей моральную ответственность за будущее собственной страны. Потому там генералы и офицеры нередко производили муниципальные перевороты. Мы по-разному относимся к сиим переворотам, некие из их кажутся нам деструктивными и антидемократичными, но какие-то из их были вправду спасительными, потому что вытаскивали страну из экономического развала.
Нынешняя русская армия не готова и не желает выручать страну, она просто несет свою службу. Я, естественно, не исключаю, что отдельные офицеры тоже переживают за судьбу Рф. Но для того, чтоб армия в интересах страны устроила что-то вроде восстания декабристов, она обязана быть компанией, способной объединиться и организовать переворот. Но опосля декабристов таковой армии нет. Ее не было уже в царское время, ее не было в русское время, нет и в постсоветское.
В этом плане, я думаю, армия, быстрее всего, будет пассивна и не оправдает надежды и тех, кто рассчитывает на ее поддержку демократии, и тех, кто верует, что она придет на помощь путинскому режиму и выручит его от восставшего народа. Если власть даст приказ стрелять по народу, который движется на Кремль, армия, наверняка, постарается таковой приказ не делать. Хотя гласить полностью уверенно недозволено.
«Путин может оставаться во главе страны и в 84 года»
— В книжке, выпущенной в свет в 2016 году, вы называете срок, в течение которого Путин полностью может оставаться у власти: 15-20 лет. Другими словами до 2036 года, еще пару президентских сроков опосля выборов 2024-го. Но в 2036 году Путину будет 84 года. Вы допускаете, что и в этом возрасте он будет терпим для народа, бюрократии, силовиков, элит?
— Вопросец о возрасте быстрее мед, нежели политический, потому за пророчества не берусь. Но замечу, что, если б Миша Горбачев в свое время не начал перестройку, то, полностью может быть, и по сей денек был бы генеральным секретарем. Опыт Брежнева показал, что человек, пребывающий в еще худшем умственном состоянии, чем 89-летний Горбачев, полностью способен оставаться во главе авторитарной политической системы. Брежнев в крайний год собственной жизни не много что соображал, но его не свергли ни генералы, ни партийные функционеры, ни люд.
Так что если Путин, человек энергичный и спортивный, не уступит в здоровье Горбачеву, он может оставаться во главе страны и в 84, и нет оснований считать, что кто-то постарается скинуть его лишь из-за преклонного возраста. Я считаю, что решение о муниципальном перевороте, если оно когда-то станет созревать в каких-либо кругах, будет вызвано не столько возрастом Путина, сколько социально-политической, экономической обстановкой в стране. Хотя, естественно, свалить старого фаворита проще, чем юного.
— Означают ли ваши прогнозы, что конкретно к середине 2030-х ресурсная модель нашей экономики совсем выйдет из строя?
— И тут нереально отдать четкие пророчества. Я лишь отмечу два фактора, которые будут влиять на ситуацию. Во-1-х, под действием активной конкуренции со стороны забугорных компаний, в том числе тех, что добывают сланцевые нефть и газ, цены уже невысоки по сопоставлению с тем, какими они были в 2008 году, до мирового кризиса. Цены стали существенно ниже даже в номинальном выражении, а с учетом инфляции они еще ниже. Потому нефть будет подкармливать путинский режим меньше и меньше.
2-ой фактор: не считая нефти, есть и остальные, другие источники энергии. Когда путешествуешь по Европе, просто кидается в глаза, как далековато она продвинулась в этом направлении: ветряков и солнечных батарей — большущее количество. Они тоже будут теснить классические нефть и газ.
Резкое одномоментное падение цен навряд ли случится, но с каждым годом вклад нефти и газа в обеспечение уровня жизни русского населения и в устойчивость политического режима будет сокращаться. И все-же, как я уже произнес, даже мощное обеднение людей не приведет к автоматическому падению режима.
— Будущее страны определяется не только лишь Путиным, его «двором», исполнительской «вертикалью», силовиками, олигархами, пропагандистской машинкой. Но все-же и гражданами. Но, чтоб произошел либеральный поворот, должен произойти соответственный поворот в сознании большинства людей. Ваши формулировки: «Движение от авторитаризма к демократии — это неспешный процесс, в процессе которого миниатюризируется число представителей старенького склада ума и возрастает число представителей склада ума новейшего»; «Новенькая мораль приходит на замену старенькой не тогда, когда народу читают нотации, а когда большая часть общества убеждается, что „тырить“ лошадок непрактично». Каким образом это может случиться? Что даст людям рациональное осознание, что «тырить чужих лошадок» — это зло?
— Вправду, вся глобальная история модернизации, не только лишь в нашей стране, базирована на ментальных конфигурациях. Если поглядеть на Западную Европу тысячелетней давности, то что там краснокожие — все европейцы «тырили» друг у друга. Поэтому что силовики — повелители, герцоги, графы, бароны и обыкновенные рыцари — сколачивали свои состояния конкретно на том, что или отбирали имущество, или употребляли труд остальных людей, силой заставляя их работать на себя. Европа прошла весьма длинный и истязающий путь от общества, где наилучшими методами обогатиться были отъем чужого имущества и принуждение к подначальному труду, к обществу, в каком хорошим считается организовать создание и самому сделать что-то такое, что дает возможность жить богаче.
У нас в Рф происходили такие же процессы, они происходят и на данный момент.
Длительное время числилось, что рыночный склад ума в Рф показаться не может, поэтому что российские люди или коммунисты, или бандиты, другими словами или за всеобщее государственное перераспределение, или за отъем чужого, но в любом случае работать не могут.
Эти представления рассыпались в останки. Даже в путинском режиме с его засильем хищников-силовиков, строящих свое благополучие на отъеме чужого, почти все либо делают бизнесы, либо трудятся на личных предприятиях. Рыночная идеология нашим обществом усвоена полностью.
Чего же у нас не вышло, так это принятия обществом идеи демократии, которая обязана дополнять рыночную экономику. Западные страны успешны поэтому, что там рыночная и демократическая идеи питают друг дружку. Наш рынок существует без демократии. Русское общество осознанно строило такую систему. Когда пришел Путин, люди уже были убеждены, что рынок нужен, что прилавки должны быть полными, что нужна свобода зарабатывать и брать все, что можешь для себя дозволить, но демократия нам не нужна. Поэтому что при демократии — бардак, а вот Путин сделал систему, в какой есть порядок, работа и средства.
Жора Марков
Но сейчас люди равномерно понимают, что авторитарный режим Путина мешает им жить: монополизм и коррупция душат экономику, падает уровень настоящих доходов. При всем этом идет смена поколений, растут новейшие поколения, которым чужд миф о «величавом Путине, спасшем страну в „нулевые“». Рано либо поздно эти поколения удостоверятся, что путинский авторитаризм оставляет их без работы, без обычных доходов, без способностей и конкурентных преимуществ, которые есть у их сверстников за границей. И эти люди больше будут свыкаться с идеей, что авторитаризм неэффективен, а эффективна демократия. Естественно, и посреди этих поколений будут различные люди. Юные ребята из глубинки, которых призовут в Росгвардию, в последнюю очередь придут к мысли о том, что им нужна демократия, поэтому что им будут платить за угнетение демократического протеста. Но таковых будет меньшинство, основная масса юных людей будет сама зарабатывать для себя на хлеб, и в критериях, когда экономика не вырастает с 2009 года, а настоящие доходы населения к тому же падают, у этих юных людей все почаще будут возникать представления о том, что нужен принципный поворот.
Страны Центральной и Восточной Европы — поляки, чехи, прибалты — через таковой ментальный поворот прошли в 1980-е годы. Они ведь тоже не родились с демократическим складом ума, уж не говоря о полувековом воздействии коммунистического режима. Но равномерно представления поменялись, это как раз и было одной из обстоятельств, почему в процессе «бархатных» революций 1989 года практически не оказалось тех, кто желал бы сохранить социалистическую экономику и авторитарную политическую систему. Общества там выступили за рынок и демократию. Нам предстоит то же самое.
Источник: