Возьмите с собой мои слова и начинайте идти
Исаак Бабель:
на носу очки, а в душе осень.
Фото 1930-х годов
Исаак Бабель – писатель 20–30-х годов ХХ века, заново открытый для массового читателя в 1989-м. После 1936 года и до этих пор его рассказы, насколько нам известно, издавались всего трижды – в 1957-м, после его посмертной реабилитации, с предисловием Ильи Эренбурга и дважды – в 1966-м. Он не был запрещен, но и не переиздавался. Популярности ему добавили два фильма, которые вышли в 1989 году: «Искусство жить в Одессе» Георгия Юнгвальд-Хилькевича и «Биндюжник и Король» Владимира Аленикова. В каждом – буквально целый букет звезд советского кино, прекрасная музыка, песни…
Теперь уже о специфическом литературном стиле Бабеля написаны тома. Это реализм, насыщенный, плотный и по-южному жизнелюбивый. Последнее не вяжется ни с его биографией, ни с контекстом его времени. Это – революции, Гражданская война и много чего еще после. Добавьте место действия рассказов, сделавшее ему имя, – Одесса. До сих пор в ходу народная поговорка – про что-то непостоянное говорят: меняется, как власть в Одессе в 18-м году. По сути, вся страна сначала превратилась в руины, а потом отстраивалась, не считаясь с потерями и людьми.
Родился Исаак Бабель 12 июля 1894 года в Одессе в семье еврейского торговца Мануса Бобеля. Как и все еврейские дети того времени, до 10 лет изучал Тору. Будущий писатель прекрасно владел ивритом и французским, первые его писательские эксперименты были именно на последнем. Впрочем, как писал сам Бабель: «…удавался мне только диалог» . Опусы эти не сохранились. А вот русский он освоил достаточно поздно. Дома его постоянно чему-то учили, он, по его словам, отдыхал в школе.
Много читал французов – в первую очередь натуралистов, Эмиля Золя и своего любимого Ги де Мопассана. Они, как и Тора, оказали сильное влияние на Бабеля – в их текстах много и напевности, и «библейской похабности», как называл это в свое время Пушкин.
С прекрасными отметками тогда еще Бобель поступил в гимназию, хотя и со второй попытки: мест не было. Зато сразу во второй класс, и уже оттуда был переведен в Одесское коммерческое училище, потом – в Киевский коммерческий институт. Уже там его впервые опубликовали – рассказ «Старый Шлойме» вышел в киевском еженедельном иллюстрированном журнале «Огни» за 1913 год за подписью «И. Бабель».
В 1916 году писатель переехал в Петроград, тогда же познакомился с Максимом Горьким. Алексей Максимович помогал молодому человеку, сразу же опубликовал в журнале «Летопись» его рассказы «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла». За них Бабелю был предъявлен иск за распространение порнографии и «кощунство и покушение на ниспровержение существующего строя». Но уже в 1917 году, после череды революций, стало не до него. Горький порекомендовал «идти в люди», изучать жизнь. Бабель сменил несколько профессий, к примеру, работал переводчиком в иностранном отделе ЧК.
В 1920-м Бабель был направлен корреспондентом и политработником в 1-ю Конную армию под командованием Семена Буденного. Там он вел «Конармейский дневник» и позже на его основе создал роман в рассказах «Конармия». Среди реалий неудачного для советских войск польского похода писатель действует как тихий интеллигентный Кирилл Лютов. Его описания ярки и натуралистичны. Видно, что для него это чужая среда. Он пытался этих людей полюбить или хотя бы понять, но не смог: «Стрельбой, – я так выскажу, – от человека только отделаться можно: стрельба – это ему помилование, а себе гнусная легкость, стрельбой до души не дойдешь, где она у человека есть и как она показывается. Но я, бывает, себя не жалею, я, бывает, врага час топчу или более часу, мне желательно жизнь узнать, какая она у нас есть…» Или еще: «Девяти пленных нет в живых. Я знаю это сердцем. Сегодня утром я решил отслужить панихиду по убитым. В Конармии некому это сделать, кроме меня. Отряд наш сделал привал в разрушенном фольварке. Я взял дневник и пошел в цветник, еще уцелевший. Там росли гиацинты и голубые розы. Я стал записывать о взводном и девяти покойниках, но шум, знакомый шум прервал меня тотчас. Черкашин, штабной холуй, шел в поход против ульев. Митя, румяный орловец, следовал за ним с чадящим факелом в руках. Головы их были замотаны шинелями. Щелки их глаз горели. Мириады пчел отбивали победителей и умирали у ульев. И я отложил перо. Я ужаснулся множеству панихид, предстоявших мне».
«Конармия» вышла в 1924 году и привела в восторг писателей, но взбесила военных. Легендарный командарм Буденный написал разгромную статью «Бабизм Бабеля в «Красной нови» и назвал писателя «дегенератом от литературы». Помимо быта конармейцев Бабель наглядно изображает всеобщую вражду в обществе, разобщенность – даже внутрисемейную. Книга страшная, но здесь уже заявлен узнаваемый стиль: точные метафоры, красочные описания, лаконичность, насыщенность.
«Когда я начинал работать, писать рассказы, я, бывало, на две-три страницы нанижу в рассказе сколько полагается слов, но не дам им достаточно воздуха. Я прочитывал слова вслух, старался, чтобы ритм был строго соблюден, и вместе с тем так уплотнял свой рассказ, что нельзя было перевести дыхания» – так Бабель писал сам о своей работе. А в рассказе «Гюи де Мопассан» он написал об этом так: «Никакое железо не может войти в человеческое сердце так леденяще, как точка, поставленная вовремя».
Вступаться за «Конармию» опять пришлось Максиму Горькому, которому роман очень понравился. И не только ему. Рассказ «Соль» так впечатлил Владимира Маяковского, что он неоднократно читал его со сцены.
В роли бабелевских одесситов Зиновий Гердт и
Алексей Петренко.
Кадр из фильма «Искусство жить в Одессе». 1989
Дальше Бабель пишет «Одесские рассказы» – о жизни и укладе в Одессе 1920-х. Эта книга о том, как это – когда все люди по-южному свои, хотя основное их занятие – бандитизм. Советские критики отмечали «антипатию делу рабочего класса», «натурализм и апологию стихийного начала и романтизацию бандитизма». Однако этой темы до него почти никто не касался, а сделано это было талантливо. Многие реплики разошлись на цитаты даже у тех, кто не читал сами тексты. Одесскую речь и одесские порядки читатели-интеллигенты, далекие как от Одессы, так и от бандитизма, разносили из уст в уста:
«– Холоднокровнее, Маня, вы не на работе!»
«– Где начинается полиция, – вопил он, – и где кончается Беня?
– Полиция кончается там, где начинается Беня, – отвечали резонные люди».
«Не надо уводить рассказ в боковые улицы. Не надо этого делать даже и в том случае, когда на боковых улицах цветет акация и поспевает каштан».
«Забудьте на время, что на носу у вас очки, а в душе осень».
«Я удивляюсь, когда человек делает что-нибудь по-человечески, а когда он делает сумасшедшие штуки – я не удивляюсь…»
«Перестанем размазывать белую кашу по чистому столу».
«И вслед за ним и другие налетчики стали стрелять в воздух, потому что если не стрелять в воздух, то можно убить человека».
«Король говорит мало, и он говорит вежливо. Это пугает людей так сильно, что они никогда его не переспрашивают».
«Возьмите с собой мои слова и начинайте идти».
Это одесское слово отзывалось и продолжает отзываться по сей день. Правда это или байка, но, говорят, что, когда питерского барда Александра Розенбаума упрекали в сочинении «блатных» песен, он утверждал, что это стилизация под рассказы Бабеля.
В 1930-е Бабель молчал и даже хвастался, что стал мастером молчания. А в 1939-м он был арестован НКВД и казнен в 1940 году. Правду на запросы его жены Антонины Пирожковой ответили только в 1954-м. А до этого она отказывалась кому-то верить, что Бабель расстрелян, искала его живого.
Источник: