Значимость целого
Буду исправлять ошибки в словах, которые
малыши пишут на заборах…
Иллюстрация из книжки
Недлинные истории, просто, чудилось бы, анекдотцы стают наинтереснейшей и важной частью современной прозы. Фабула нарратива, что с ней ни делай, все равно сводится к «Иван Иванович жил и погиб», и для того, чтоб за сиим Иваном Ивановичем встало нечто вправду принципиальное – и литературно, и антропологически – нужны все те усилия, которые прикладывались к большой повествовательной форме крайние полтора столетия.
Или же можно отойти к той форме сказовости, в какой экзотичность повествователя сводится к нулю и сам повествователь мерцающе то соединяется с затекстовым создателем, то отдаляется от него. Это такое бесхитростное повествование, которое можно счесть идущим от Довлатова (почему, к слову, не от Лимонова либо Голявкина?). А можно вспомянуть и чего-нибудть куда древнее, к примеру исландские саги. Либо чего-нибудть не такое апроприированное интеллигентским сознанием такого же Буковски.
Факт, но, в том, что современная малая проза во много раз убедительнее прозы обширной. И это касается обеих ее типов: парадоксалистской, барочной, борхесианской аллюзивной притчевости – и как бы безыскусного «незапятнанного сообщения» «от себя».
В этом жанре (либо быстрее типе повествования) читателю как бы комфортно, но, когда его вдруг накрывает осознание сверхобыденности, стоящей за обыденным, уже становится поздно бежать. Это такие обманчивые тексты, наподобие плотоядных цветов. С сиим методом письма отлично работают Евгений Никитин, Лера Манович, Вячеслав Харченко, Евгений Сулес… Посреди этих создателей не потеряется и столичный прозаик Кирилл Плетнер.
Истории про детство, про папу, про армию, про соседа Михалыча. Иронические и самоироничные, четкие в деталях, концентрированные, лишенные излишних слов. На три странички, на две, на одну. Время от времени совершенно маленькие и впрямь смахивающие просто на «листок из дневника:
«– Что ты будешь созодать на каникулах? – задал вопрос я отца. Он тогда преподавал российский язык и литературу в гимназии.
– Буду исправлять ошибки в словах, которые малыши пишут на заборах».
Кирилл Плетнер. Три рубля
на светлый денек / Худож. Юлия
Беломлинская, Лена Изаак.–
СПб.: Алетейя, 2020. – 156 с.
Рискну оказаться на 1-ый взор непризнательным к создателю: основная ценность данной для нас книжки не в отдельных текстах (посреди которых встречаются совсем идеальные, а встречаются и наиболее обыденные, что ли), но в их совокупы, другими словами сложенности как раз в эту книжку. Мне уже приходилось ассоциировать современные книжки малой прозы с поэтическими книжками; и там, и там, на мой взор, тотчас действует холистический принцип, целое приобретает необыкновенную значимость и ценность, может быть и огромную, нежели просто сумма составляющих его частей. Фрагменты мира, проступающего в отдельных рассказах, складываются не то чтоб в какую-то непротиворечивую картину, но образуют меж собой наиболее либо наименее тривиальные связи, создающие структуру описываемого (другими словами создаваемого, естественно) мира.
Можно с уверенностью сказать, что найдется много читателей, которых в прозе Плетнера обрадует верность «прозаической правде», что бы это ни значило. Остальные сначала отметят юмор, третьи – тихую, чуть приметную грусть. Мне же оказывается поближе фантасмагоричность обыденного, проступающего в изображенных Плетнером нравах и сценах: чего же стоят хотя бы фигуры отца (как здесь не вспомянуть не наименее фантасмагорического папу из рассказов Евгения Никитина) либо полковника из Роскосмоса. Та толика гротеска, которую допускает Плетнер, дозволяет его прозе удачно мимикрировать под «реалистическую», но мы-то знаем, какие пучины бреда скрываются под так именуемой реальностью.
Писатель, приручающий пучину, делающий ее неопасной на вид, занимается по сути не наименее небезопасными вещами, нежели тот, кто открывает зияющие за повседневностью глубины на всеобщее обозрение. Тот неминуемый опыт, который предшествует всякому осмысленному литературному письму сейчас, гласит, что 2-ой сценарий может работать только в ограниченных масштабах, так как сама возможность восприятия неизмеримого в некий момент у читателя притупляется. Но так, маленькими дозами перманентно вводимое вещество сверхобыденности действует в конечном счете еще посильнее, и это та сторона прозы Кирилла Плетнера, которая заслуживает особенного внимания.
Источник: